– Ой-ё-ёй! – шепотом произнес он. – А вот это уже совсем хреново, совсем… Это уже криминал… Вот это я вляпался… Ты не запомнил, какой номер был у трактора?
– Да у него, по-моему, вообще не было номера… А чего ты испугался?
– Ты понял, на что он пошел? – забормотал Довбня, все еще пытаясь увидеть давно исчезнувший за горизонтом трактор. – Труп украл! Нет трупа – нет и преступления. Ликвидация самой главной улики. Вот это да! Вот это поворот!.. Он вроде был синий.
– Кто? Труп?
– Трактор!
– А мне показалось, что желтый с коричневым кузовом. – Эх, что ж мы сразу не догадались! Надо было ему под колеса прыгнуть, но остановить! Где теперь его искать?
Довбня от отчаяния был готов кусать руки. Понимая, что за пропажу покойника с него снимут стружку, да еще какую, он с ненавистью посмотрел на перевернутую машину и кинул косой взгляд на водителя, который был косвенно виновен в случившемся.
– Вот что, – сказал медик твердо. – Ты тут сам разбирайся с машиной. Если вытащишь, то езжай в город и ставь в гараж. А я побегу назад, к следаку. Надо срочно обо всем ему рассказать. По горячим следам он быстро найдет и трактор, и его владельца…
Он даже не взглянул на водителя и не подал ему руки. Страдая от того, что быстро бежит время, вышел на обочину дороги, пока не слишком разбитую колесами и дождем, и побежал, сильно размахивая руками. Вскоре он выдохся и перешел на шаг. Солнце пригревало изрядно, и Довбня снял ветровку с капюшоном. «Ничего, – успокаивал он сам себя. – Трактор – не иголка в стоге сена. Найдется…»
Ему казалось, что он прошел уже достаточно много и вот-вот за очередным холмом появятся зелень садов и крыши хаток, но ему открывалась все та же однообразная перспектива на поля и луга, и звенящую тишину наполняли лишь ветер да неугомонный жаворонок.
Безудержно рассыпая проклятия по абстрактному адресу, Довбня прошел еще не меньше километра и неожиданно встал как вкопанный. Дорога раздвоилась, причем ее ветви разбегались в диаметрально противоположные стороны. Медик смотрел по сторонам, пытаясь вспомнить, с какой именно стороны они приехали. Был бы водитель рядом, он, разумеется, указал бы верный путь. Но до него было уже слишком далеко, и драгоценного времени ушло прилично. Едва не плача от досады, Довбня принялся рассматривать волнистый, млеющий в матовой дымке горизонт. Благодаря своему старанию и острому зрению он насчитал вдали как минимум пять деревень, каждая из которых имела все основания быть Упрягином.
Довбня давно не попадал в столь глупое и безвыходное положение. Ему захотелось уже не просто плакать, а рыдать. Не сообразуясь абсолютно ни с какими доводами, он повернул направо и, с силой шлепая по лужам, упрямо пошел вперед.
К сожалению, Упрягино находилось в другой стороне.
8
– Василий, открывай, не дури! – грозно крикнул участковый и снова постучал кулаком по двери.
Воронцов и Даша стояли поодаль, оглядывая избу, покрытую черной соломой.
– Ну что с ним делать? – в сердцах проворчал Шурик, потирая ушибленный кулак.
– Использовать власть, которую тебе дало государство.
– Он же инвалид, Юрий Васильевич, – взмолился участковый. – Сахарный диабет. И сестра у него… (Шурик покрутил пальцем у виска.) Живут вдвоем на пенсию. А что такое пенсия по инвалидности? Пшик! Раньше у нас аптека была, так Василий инсулин в ней получал. А теперь надо в райцентр ездить, да и там с лекарствами проблемы… Человек он хоть и странный, но безобидный. Может, мы сюда позже придем?
– Вот так, – мягко произнес Воронцов, двигаясь по двору и поглядывая на Дашу. – Вот так представитель власти расписывается в собственном бессилии.
– Мне что – дверь выбивать? – взмолился Шурик. – Если я ударю сильнее, крыша обвалится.
Оставив этот вопрос без ответа, Воронцов поднял с земли обломок кирпича и швырнул его в окно. Камень снес трухлявые деревянные рейки и разбил стекло вдребезги. Поднявшись по шатающимся ступенькам к двери, следователь приложился к ней плечом. Дверь легко сорвалась с петель и встала под углом, упершись в косяк.
– Вот так это делается, когда милиции не открывают дверь, – спокойно сказал Воронцов Шурику и, пригнув голову, зашел в избу. Не выпрямляясь, чтобы не удариться о потолок темечком, Воронцов огляделся. Через окошко, выбитое им, с трудом проникал дневной свет; скудные лучи падали на черную от копоти и древности икону, на которой лишь при наличии богатого воображения можно было разглядеть святой лик. В углу комнаты, опустившись на корточки, сидел рослый детина, исподлобья глядя на Воронцова красными, неправдоподобно выпуклыми глазами. Его редкие волосы были взлохмачены, покрытая рыжей щетиной тяжелая челюсть опускалась на грудь. Разомкнутые мясистые губы слегка дрожали.
Воронцов почувствовал, как ему в спину дышит участковый.
– Василь! В чем дело? Ты почему не открывал? – спросил участковый.
Гуря медленно встал. Он был босиком, но ноги его были настолько черны, что создавалось впечатление, будто это калоши. Черные рваные брюки без карманов и ширинки держались на бедрах при помощи веревки. Поверх голого торса был надет короткий, словно на ребенка, зэковский ватник.
– Спал, Михалыч, – низким хриплым голосом ответил Гуря, пряча руки за спиной.
– Врешь ведь! Не спал! Ну, признайся, что не спал! – донимал его участковый.
– Ага, Михалыч, – тотчас сознался Гуря.
– Вот товарищ из прокуратуры тобой заинтересовался, – продолжал горланить из-за плеча Воронцова Шурик.
Гуря не изменился в лице, но по-прежнему смотрел на незваных гостей исподлобья, словно из-за какого-то физического недостатка не мог держать голову прямо. Его широко раскрытые свирепые глаза, казалось, были наполнены кровью. Сутулые плечи он подал чуть вперед.
– Руки покажи, – попросил Воронцов.
Гуря послушно протянул руки вперед. В одной из них он держал паяльник. Воронцов взял его, плюнул на палец и коснулся наконечника.
– Что паяем?
Гуря промолчал, вращая зрачками из стороны в сторону. Воронцов сделал шаг к столу, смахнул с раскуроченного допотопного приемника кусочки битого оконного стекла и развернул громоздкий аппарат. Защитного кожуха с тыльной стороны не было, и пыльные внутренности, похожие на миниатюрную модель нефтекомбината, предстали на всеобщее обозрение. Воронцов просунул в глубь приемника руку и вынул оттуда обмотанный изолентой микрофон, какие выпускали в нашей стране лет сорок назад.
– А это что? – спросил он.
Гуря продолжал молчать. Воронцов оборвал провод, которым микрофон был связан с приемником, и через плечо передал улику участковому. Тот, полагая, что следователь уже раскрыл какое-то техногенное преступление, немедленно вошел в роль и с пониманием стал рассматривать микрофон.
– Эх, Василий, с огнем играешь!
