Некоторое время Воронцов стоял неподвижно. Даше показалось, что его лицо исказила мучительная судорога.
– Ты?! – сказал Воронцов и снова схватил девушку за руку. – Ты врешь! Ты меня разыгрываешь?
– Была б охота напраслину на себя наводить, – пожала плечами Даша.
– И как же… как же ты это сделала?
– Обмотала монтировку тряпкой и двинула по темечку, – легко ответила Даша. – А когда он упал в реку, села на него верхом.
– Верхом??
– Ну да, – подтвердила Даша. – Как на коня. Чтобы он не смог вздохнуть.
По лицу Воронцова градом лился пот. Глаза его лихорадочно блестели. Он часто дышал. Его тело колотил нервный озноб.
– И зачем же ты это сделала? – едва разжимая зубы, спросил он.
– У него в бардачке куча денег лежала. Во-о-от такенные пачки!
Воронцов пошарил в карманах. Должно быть, он хотел закурить, но сигарет не нашел, провел ладонью по вспотевшему лбу. В лунном свете лицо его казалось мертвенно-белым. И вдруг он наотмашь ударил ее по лицу.
– Сволочь!! Дрянь!! – закричал он. – Ты сука!! Ты понимаешь, что ты наделала!!
Он схватил ее за волосы, толкнул на штакетник и снова наотмашь – справа, слева.
– Сволочь!! Сволочь!! – кричал Воронцов. Его правая рука устала, и он стал бить ее левой. – Дрянь… Гадина! Гадина!
– Юра… – пыталась что-то сказать ошалевшая Даша, кое-как защищая свое лицо. – Юрочка…
Схватив девушку за шею, Воронцов сжал свои стальные пальцы и поволок ее в дом Шурика.
– Бегом!! Вперед!! Под замок!!
32
Воронцов сидел в продавленном кресле, уставившись в маленькое темное окно. Шел дождь. Кошка, отдыхая от котят, спала на подоконнике, накрыв розовый нос лапой. В печке потрескивали дрова. Вокруг лампочки, висящей на голом проводе, летала разбуженная муха.
Дверь распахнулась, и на пороге застыла тяжелая фигура участкового. Он был в форме, но без фуражки. Брюки его до колен были вымазаны в грязи. Рубашка была темной, мокрой насквозь и плотно прилипла к телу. По лицу участкового еще бежали капли дождя.
– Сидишь? – невнятно, на выдохе, спросил Шурик и покачнулся. – Сухой? Теплый? Ножки не промочил?
– Ты где так нажрался? – равнодушно спросил Воронцов.
– К черту!! – дурным голосом заорал участковый, заваливаясь в комнату. Он неловко взмахнул рукой и сорвал со стены рукомойник. – Все к черту! Всю эту поганую жизнь! И тебя, следак, тоже к черту!
– Отоспись, потом поговорим, – ответил Воронцов и, раскрыв книгу, сделал вид, что читает.
Участковый сделал еще шаг и едва не упал на верстак.
– Не-е-ет!! Ты сперва меня послушай!
Из второй комнаты донесся сонный голос старушки:
– Иди спи, дурень! Не позорься!
– Тихо, мамаша!! – прикрикнул Шурик.
Он повернулся к Воронцову, и тотчас на пол полетел таз с картофельными очистками. Кошка, проснувшись, на всякий случай ретировалась на печь, к котятам.
– Вот… Смотри! Вот!! – кричал участковый, вытаскивая из кармана клочок мокрой бумаги. – Звонили нашему директору из лаборатории… Вот телефонограмма…
Он покрутил шеей, словно его душила петля, и тяжело оперся о распахнутую дверь.
– Что? Звонили из лаборатории? – переспросил Воронцов и привстал. – Ну? Говори! Какой вывод?
– Он умер от спазма сосудов, – прошептал участковый и закрыл лицо ладонью. – Боже мой, боже мой… Никто его не убивал! Зашел в холодную воду… внезапная остановка сердца… Мгновенная смерть…
Воронцов выхватил из руки участкового слипшуюся от воды бумажку, развернул ее и пробежал глазами по строчкам.
– Ну? – прошептал участковый, глядя на Воронцова плывущим взглядом. – Как ты теперь выкручиваться будешь? А?
– Этого не может быть, – сказал побледневший Воронцов. – Ошибка. Нужно провести повторную экспертизу…
– Ошибка?! – загремел голосом участковый. – Это ты – одна сплошная ошибка! Зачем ты сюда приехал, кат!
– Не твое собачье дело, – парировал Воронцов, швыряя в печь бумажный комок.
– Нет, мое! Мое! – закричал участковый и схватил Воронцова за лацканы пиджака. – За что ты людей невинных мучил?! Зачем девчонку под замок посадил?
Воронцов оттолкнул участкового от себя. Тот, не удержавшись на ногах, упал на пол.
– Я выполнял свой служебный долг, – сказал Воронцов, но голос подвел его, сломался. Воронцов замотал головой, толкнул ногой дверь и вышел в дождь.
У покосившейся двери сарая он долго возился с замком, наконец снял его, кинул под ноги. Скрипнули петли. Запахло прелой соломой.
– Даша! – позвал Воронцов, глядя в темноту.
Девушка беззвучно подошла к двери. Глаза ее подпухли от слез. Волосы разметались, словно мысли и чувства Воронцова.
– Даша, зачем ты сказала мне неправду? – произнес Воронцов. – Водителя, оказывается, никто не убивал. Он сам умер…
Он попытался обнять девушку. Она оттолкнула его, вышла во двор, раскисший, мокрый, окруженный буйным притихшим садом. И оттуда, не обходя луж, побежала по тропинке на луг. Воронцов крикнул ей вслед. Даша не остановилась и не обернулась.
33
Дождь почти закончился, и над травой поднимался пар. Вытянув красные ноги и распрямив белые, с черной полосой крылья, высоко в небе парил аист. Лошади щипали мокрую сочную траву.
Даша выбилась из сил и перешла на шаг. Воронцов, в мокром, потерявшем форму пиджаке, догнал ее, попытался схватить за руку.
– Да подожди же ты, истеричка!
– Не трогай меня!!
– Я не мальчишка, чтобы бегать за тобой!
– А я не прошу…
– Ну, все, Даша, все! Прости меня! Все в прошлом. Забыли!
Она не останавливалась. Подошла к «КамАЗу», подняла брезентовый полог, заглянула в кузов, потом в кабину. – Леша! – позвала она.
Воронцов, кусая губы, следил за ней. Он замерз и смертельно устал. Лицо его было бледным, нос покраснел, и на его кончике дрожала мутная капелька. Он поднял тяжелый, пропитанный влагой воротник пиджака, сунул руки в карманы.
– Хочешь скажу, откуда все ваши беды? – спросил он, следуя за Дашей.
Девушка шла вдоль берега, глядя под ноги. Остановилась у куста колючки, наклонилась и подняла с травы мокрый платок с бурыми разводами. Розовые зайцы, вышитые на нем, стали красными от крови. Даша смотрела на платок, и глаза ее расширялись от ужаса. Она медленно повернулась, протянула ладонь с окровавленным платком, глянула на Воронцова.
– Вы, бабы, очень глупые, – сказал Воронцов, делая вид, что не замечает ни платка, ни немого вопроса, ни слез. – И Клинцова очень глупая. Она думала, что если мужик ездит к ней, значит, он ее любит. Все проще, Даша!
