– Хорош, – проскулил водитель.
Вова подтащил его к чистому месту, приложил еще пару раз и отпустил. Шофер встал, прижимая к носу кровавую ледышку.
– Ну, извини, братан. Не подрассчитал дозу чутка, – с тупой улыбкой сказал водитель. – Веди ты.
– Какая шина горела?
– Да не здесь. Там. – Шофер махнул рукой в неопределенном направлении. – Мне надо было разогреть. Все равно ты спал.
– Ты в смысле остановился, кольнулся, а потом за руль сел?
– Я всегда так делаю, когда трасса пустая.
Вова махнул в сторону кузова, вдохнул, выдохнул и заметил, что у него трясется ладонь. Он сжал ее в кулак и всадил водителю в живот. Шофер упал на колени, его начало тошнить. Чтобы не убить его, Вова обошел «ЗИЛ» и прислонился к холодной дверце лбом.
– Не пил – не надо начинать, – шепотом повторял он, пока дыхание не выровнялось. Потом сел в кабину, стараясь выглядеть спокойным, сказал: – Поднимайся, поехали, – и крепко схватился за руль, чтобы унять дрожь в руке.
* * *
Водитель сел за руль много часов назад, но Вова не мог заснуть, каждую минуту напоминал сбросить скорость и не обгонять. Когда они доползли до Самары, сил для радости уже не осталось.
Пунктуальный Олег был на месте, и разгрузка досталась ему.
– С тобой все в порядке? – с тревогой спросил Олег.
Вова покачал головой и быстро сел на заднее сиденье «четверки».
Склад около Зубчаниновского шоссе среди других таких же ничем не выделялся. Рука иногда начинала дрожать, но Вова не обращал на нее внимания. Он смотрел, как грузчики переносят нетяжелые ящики с фейерверками, и эта спокойная работа без суеты и криков успокаивала. Грязь замело недавним снегом, и недолгая чистота словно встречала Вову, говоря: дома лучше.
Олег прошел с ящиком к машине, хлопнул багажником, сел за руль.
– Это я образцы набрал, чтобы объяснять.
– Фейерверки – говно китайское, – отозвался Вова, ложась на сиденье, чтобы не мелькать в дороге.
– Неправильно ты, друг, рассуждаешь. Китай – родина фейерверков! Традиции – гарантии качества! – Олег светился и улыбался, даже объезжая выбоины в асфальте. – Слушай, какая мне тут идея пришла…
– Погоди, Олег, можно мне помыться у тебя?
– Прости, Вован, сегодня у тещи день рождения, я сам до ночи домой не собираюсь. Да мне и некогда. Сейчас отвезу тебя и по делам на Безымянский рынок. Короче, начал я с магазинами договариваться, и туго как-то все идет, кто не хочет, кто ломается, кто торгуется до неприличного. И тут на меня прям озарение снизошло. Одним словом, есть у нас при заводе совет ветеранов труда, вот я к ним. Знаешь, как сейчас пенсионерам приходится? Решил я свои точки раскидать, со своими продавцами. Все старушки согласились. Во-первых, они честные, во-вторых, цены наши, а не магазинные. Ну как?
Ожидая похвалы, Олег повернулся и увидел, что Вова спит, скрючившись на заднем сиденье. Лицо его отливало желтым, кроме темных впадин под глазами. Борода отросла и топорщилась в разные стороны. Разбудил Олег Вову уже на даче, пообещал вернуться вечером и уехал.
Тропинки до дома опять занесло. Внутри оказалось холоднее, чем снаружи. В сонном оцепенении Вова закрылся на щеколду, пересчитал деньги и бросил их на стол. Вода в бочке покрылась тонким прозрачным льдом. От одного вида умываться расхотелось. Ладонь снова пошла мелкой дрожью, Вова проломил лед, и рука мгновенно онемела от холода, будто ее отрезали. Не чувствуя пальцев, он вытер их об ватник, дошел до кровати и провалился в кошмары.
Мелкий щебень
Стоять снаружи было очень холодно, но иначе можно пропустить машину. Одновременно с этим Никита признавал, что сидеть одному в гараже посреди безлюдного, тихого, пустого ничего, рядом с трупом Михася страшно.
По гаражной аллее поползли фары, черная машина остановилась перед «Нивой». Из «Мерседеса» вышел Комар. Не глядя на Никиту, прошел к гаражу, открыл дверь и махнул рукой автомобилю. Левый прохрустел щебенкой и взглянул на труп.
– Давай рассказывай.
– Мы, короче… – шмыгнул замерзшим носом Никита.
– Не надо короче, рассказывай, как было, – присел на корточки Левый, изучая карманы мертвеца.
– Мы с Михасем долго гараж найти не могли, потом увидели свет, остановились. – Никита указал на стоявшую на прежнем месте «Ниву». – Михась взял ствол, пошел сюда, Кит выстрелил, подтянулся на гараж и сбежал.
– А ты где был?
– В машине.
– От кого Кит тогда бежал?
– Не знаю.
– Че-то дерьмовый рассказ, Пионер. – Левый махнул головой в сторону Никиты, и Комар начал его обыскивать.
– Пустой.
– Кит тебя видел?
– Видел, наверное.
– Чего он тогда тебя не хлопнул?
– Пожалел? – пожал плечами Никита.
– Предположим, а что потом?
– Кит сбежал, я посидел в машине, пошел к гаражу, Михась – мертвый, я его сюда затащил, прикрыл дверь, пошел таксофон искать, потом Начальнику позвонил.
– Комар, возьми у меня в багажнике пленку, Михася в «Ниву» погрузим, я за тобой поеду.
– Мне че делать? – глядя, как Левый достает из окоченевшей ладони Михася ПМ, спросил Никита.
– Сначала Михася погрузишь, потом со мной поедешь. Хочу тебе, Пионер, карьер показать.
* * *
Фонари исчезли, стоило покинуть город. Комар впереди ехал без спешки, под семьдесят, а Левый на «Мерседесе» держался метрах в двадцати от него. Машина шла плавно и тихо.
– Расскажи еще раз, как Михася застрелили.
– Он подошел к двери, Кит изнутри пальнул, – спокойно ответил Никита.
– Михась стрелял?
– Нет.
– А почему у него в обойме патронов не хватает?
– Не знаю, он передо мной не отчитывался.
– Михась перед смертью сказал что-нибудь?
– Я в машине, говорю, сидел, когда вышел, он мертвый уже был.
Левый замолк, обдумывая новые вопросы, но, видимо, не нашел, с какой стороны можно подкопаться.
– Все равно я тебе, Пионер, че-то не верю.
– Зачем мне врать? Я как есть сказал. – Никита оставил за собой последнее слово, глядя, как меняет угол свет фар машины впереди.
* * *
Неподалеку от моста через реку Сок машины съехали на грунтовку и осторожно пробирались по ее изгибам, пока не уперлись в ворота карьера. Комар посигналил, из вагончика-сторожки, накидывая ватник, вышел мужик и открыл ворота.
– Доброй ночи, Ильич. – Левый опустил стекло и пожал руку старику.
– Че-то вы зачастили, ребятки, – закуривая «Приму», весело отозвался Ильич. – Опять с покойником?
