«Я знаю, ваши любимые в шею, в шею, в шею», – отозвался мой внутренний голос.
– «Невские», вам точно понравятся.
Хочешь довести дело до поцелуев – бери «Невские». Я взял.
Наши невские губы съели пирожные, потом друг друга прямо на ходу. Сливочное тепло с послевкусием грецкого ореха долго еще преследовало прогулку. Покончив со сладким, мы пришли в себя. Кони под нами уже пересекли Садовую, впереди показался Катькин садик, где просто необходимо было остановиться и пережить происходящее.
Бронзовые фигуры, гулявшие по садику, заметили нас и, испугавшись, быстро вернулись на свои места на пьедестале, буквально к ногам Екатерины II. Застыли. Державин забрался последним и виновато развел руками.
– Говорят, что здесь все фавориты Екатерины?
– Говорят, много чего говорят, – помог я спешиться Белле.
– Например?
– Что все они жестами демонстрируют размеры своих достоинств.
– Не может быть.
– Все мужчины с вами солидарны, – рассмеялся я. – Еще говорят, что под памятником спрятаны сокровища.
– Интересно. Я в жизни своей ничего стоящего не находила.
– Плохо искали. Хотя постойте, а как же Альберт? – зачем-то напомнил я ей о муже.
– Альберт не сокровище, он золотце.
– Что это значит? Плохо искали?
– Наверное. Теперь даже у поиска есть свои суррогаты: Яндекс, Гугл. С некоторых пор мы не ищем, мы гуглим. На этом и останавливаемся.
– Так вы с ним в Интернете познакомились?
– Разве это имеет значение?
– Никогда не думал, что там можно найти что-то идеальное, для души.
Пройдя мимо Александрийского театра, мы попали в мир идеальных параметров и форм. Улица Зодчего Росси – вентиляция, через которую дышала Александрийская площадь вместе с Екатериной II и окружением, в которой, казалось, сами люди попадали под некий мир античных канонов. Высота зданий равна ее ширине и составляет двадцать два метра. Длина улицы в десять раз больше – двести двадцать метров. Мы верхом на конях два метра двадцать сантиметров, встроенные в идеалы нашего зодчего.
– Эта прекрасная улица – некий пример идеального мира. Мне кажется, Росси специально создал его проекцию, чтобы каждый на время смог встроить себя в идеальное пространство, почувствовал его или, вернее сказать, – ничего, и начал жить не только идеалами, потому как идеальное бесчеловечно. Впечатляет вначале, а что дальше? Цепляемся-то мы не за идеальное, а за недостающее, потому как именно этого нам и не достает.
Идеально пустые окна смотрели на нас закрытыми глазами.
– Хотите, проверим, – развернула лошадь Белла. – Пройдемся по улице еще раз.
– А ведь и правда, достает, – засмеялся я, когда мы прошли по улице снова. – Конечно, не так как Интернет. Он вас не достает?
– Интернет – это пластиковый стаканчик. Любое вино из пластикового стаканчика станет пойлом. Но жажду утолить поможет, потому что в каждой форме есть своя прелесть, своя подача, свое предназначение.
– То есть?
– Интернет – это форма общения, конечно, я предпочту ему живое, как и электронной книге – бумажную, как и бассейну – море, как и идеальному человеку – человека своего.
– Своего Альберта, – улыбнулся я неидеальной улыбкой.
– А для кого-то своего Макса, – пришпорила коня Белла и ускакала вперед, а на меня накинулись сомнения: «Догонять – не догонять».
Умные женщины всегда умели давать от ворот поворот, оставляя при этом шлейф надежды, словно платок в средневековых классических историях, потом ходи, нюхай, вспоминай, надейся, высмаркивайся, пока не пройдет этот насморк.
Я проехал немного вперед и увидел Беллу с Альбертом, устанавливающих на моем пути знак «Поворот налево запрещен».
Блины
– Мы можем позавтракать без компьютера? Ты думаешь, мне приятно печь блины, когда ты сидишь там, общаешься черт-те с кем?
– Опять блины с дерьмом, – все еще прокручивал я в голове странный сон. Такое прекрасное утро, зачем надо все испортить? Ну, давай я сам их испеку, если тебе так сложно. Ты из всего делаешь проблему.
– Дай мне хоть в этом почувствовать себя творцом, – смахнула Фортуна очередной блин со сковородки в аккуратную стопочку ему подобных.
– А я что не даю? Неужели это так сложно, сделать приятное и не настаивать на том, что ты его сделал, и чего тебе это стоило. Ладно, иди сюда, я тебя поцелую.
– У меня руки в муке.
– Зачем мне руки для поцелуев?
– Вместо аперитива.
– Теперь я понимаю, почему некоторые не могут друг без друга.
– Почему?
– Им нечем будет питаться.
Фортуна села на мои колени, развернулась всей грудью и закрыла глаза. С балкона ее груди мне открывался прекрасный вид. Губы едва разомкнулись сгоравшей пламенем розой. Я проглотил цветок.
– У меня блин сгорит, – шепнула она.
– Да и черт с ним, – приготовился я к ее порыву, но она и не думала уходить.
И в ответ проглотила фиалку моего рта. Казалось, что перемешались не только слюни, но и зубы, и языки. Все стало общим.
Запах подгоревшего хлеба приятно ласкал нюх. Румяный диск теста быстро чернел по краям и скукоживался. Было похоже на затмение солнца. Скоро дым начал резать глаза. Но мы продолжали.
– Папа, что-то горит? – Сын выскочил из своей виртуальной норы.
– Мама блины готовит, – крикнул я ему сквозь кумар.
– А-а, я думал пожар. Позовете, когда будет готово, – удовлетворенный, закрыл он за собой дверь кухни.
– Ты видела, как его надо выкуривать из Интернета? – встал я, как по команде, вместе с Фортуной.
– Любовью, – принялась Фортуна за сковороду, отскребывая почерневшее тесто.
– Открой окно, – сказала она мне спокойно.
– Хочешь выйти? – начал я открывать его, глядя сквозь стекло во двор. В поле моего зрения забралась муха, она пробежалась по нему и замерла. Глядя туда же, во двор, стала потирать ладошки. Потом неожиданно взлетела и на ходу спарилась с другой мухой. Я пристальней посмотрел во двор: что могло ее так возбудить? Не было там ничего такого.
Отстыковавшись от партнера, муха залетела на кухню, покружилась немного под потолком и села мне на плечо. «Нет, я не того полета, шлюха. Мне для соития нужно пережить длинную цепочку отношений. Человек тоже способен схватывать на лету, но не до такой же степени!»
– Только за тобой, – прервала Фортуна мои раздумья. – В смысле, если ты вдруг уйдешь. У меня навязчивая идея, что ты рано или поздно уйдешь.
– Ты права, я могу запросто бросить, вдохновиться кем-то другим.
