Днем в метро не так много людей, я спокойно зашел в вагон и встал спиной к надписи «не прислоняться». Напротив цвела приятная женщина лет тридцати. Несколько раз мы столкнулись взглядами. В голове моей все еще играло вчерашнее красное. Внутри было тепло и весело. Вдруг захотелось узнать ее имя. Я подошел.
– Вы любили когда-нибудь? – не пришло ничего лучшего на ум.
– У вас все в порядке? – отодвинулась она от меня.
– Да, но вопрос-то простой.
– Конечно, любила, – взялась она крепче за поручень.
– Сильно? – Я улыбнулся искренне.
– Достаточно, – пыталась она отвести глаза.
– Как вы думаете, любовь с первого взгляда существует? – развращал я ее добродетель синим-синим как небо взором.
– Я в метро не знакомлюсь и тем более не влюбляюсь, – поправила она сумочку.
– А что вам мешает? – поддержал я ее за руку, когда поезд качнуло.
– Романтики не хватает, – чувствовала она мою ладонь, а я, казалось, ее учащенный пульс.
– Так считаете?
– Извините, я плохо считаю, – улыбнулась помадой незнакомка.
– Я выйду сейчас, вы ее сразу почувствуете. – Диктор объявлял мою остановку.
Двери открылись, и я вышел. Помахал рукой, а она мне из-за стекла ресницами. Тоннель всосал поезд, словно рот макаронину. Незнакомка увезла с собой всю мою романтику.
Фаршированный перец
Я приехал домой раньше обычного. Никого. Только кот выбежал радостно навстречу.
– Сейчас тебя покормлю, – содрал я ботинки и сразу прошел на кухню. Насыпал ему в миску кошачьей радости и потрепал по загривку. Том весело принялся грызть еду. На кухонном столе лежала записка, даже целое письмо:
«Помнишь теплые ночи? В них как в бездонной ванне, мы плавали словно рыбы, лишенные чешуи, чувствительные как поцелуи, плавленые сыры.
Помнишь?
Они были маленькие, дети наши – мурашки, бегали между нами, ветреные, возбужденные, углубляясь в те зоны, которые я бросила контролировать, как только тебе поверила.
А как я смущалась?
Ты первый, кто их растрогал, открыл. Чувствуешь, как я скучаю, я брежу прикосновениями, страх проник подсознательно, выстелился подкожно, вдруг ты больше никогда не придешь, не дотронешься. Страх солнечных жировых прослоек, вдруг ты найдешь меня худой или толстой, бледной и неухоженной? Вяну и сохну, мне нельзя без тебя. Моя влага, мой дождь, вызывающий дрожь на поверхности моря, моя слабость, мое беспокойство. Я – твое фортепиано. Пальцы роскошные, пусть они сыграют подушечками, серенаду спокойной ночи, я усну скучающая.
Твоя вторая любимая кожа.
Я тебя люблю.
P.S. Лучше бы это был кто-нибудь другой».
Жутко захотелось увидеть ее и потрогать. Я поставил чайник, взял телефон и позвонил:
– Ты меня растрогала. Я не думал, что у нас все так серьезно. Обещаю тебе вечную любовь.
– Лучше пообещай себя, любви у меня достаточно.
– Когда приедешь?
– Ты соскучился?
– Скука – это мое любимое развлечение.
– Нет, скучный ты мне совсем не нужен.
– Хорошо, я приготовлю на ужин что-нибудь.
– Что это будет?
– Разобранная постель с голым мужчиной.
– Я действительно голодна.
– Я тоже. После твоего письма у меня закипело внутри.
– Я слышу только чайник. Выключи его уже.
– Чай придется пить одному, – снял я чайник с огня.
– Буду часов в шесть. Люблю.
Оливье
– Молчание не перекричать. Тем более твое. Что на этот раз? – разбил я наконец тишину.
– В каждом молчании своя истерика.
– В каждом молчании свое болото, – возразил я.
– Вчера у тебя не было слов, сегодня у меня. Вечером ты забыл их в кафе, наверное, или где ты там шлялся. Люди делятся на три категории: одни говорят правду в глаза, другие – врут, не моргая, третьи – молчат: они берегут зрение. Ты из каких?
– Ну, пьяный пришел, ну и что.
– С запахом приятных женских духов. Рассказывай, кому ты отдал мне причитающиеся слова?
– Никому я ничего не отдавал. Хватит уже.
– Вот и я думаю, что хватит. Достало, – сурово посмотрела на меня Фортуна и добавила: – Нам нельзя быть вместе, это нас погубит.
– И раздельно нельзя – это погубит других.
– Зачем мне другие? Я не хочу быть вагоном, в который входят и выходят. Мне нужен один пассажир, с которым я доеду до конечной, – достала она початую бутылку красного из холодильника и один фужер. Налила до краев.
– Мне выйти?
– Кажется, ты давно уже вышел. Вечером тебя черт знает где носит, ночью пропадаешь в Интернете. Проваливай!
– А не пошла бы ты сама подальше… Как ты говоришь «до конечной».
– Сам вали, никуда я не пойду. – Голос Фортуны заскрипел и дрогнул, из глаз потянулись серебряные нити.
– Да кому ты нужна?
– Себе! Я очень нужна самой себе. Я даже начинаю скучать сама по себе, выслушивая твои упреки. А ты вот возьми хоть одну из них, из своих виртуальных баб и пошли на х… так же как и меня сейчас, – допила она с горечью вино из большого бокала.
– Да кто они для меня такие, чтобы я их туда посылал. Никто! Я посылаю тебя так далеко, потому что ближе у меня никого нет. – Ее бокал пролетел рядом со мной и размазался о стену. Один из осколков отскочил к моим ногам, я взял его и сразу же порезался, кровь быстро побежала по пальцу, будто опаздывала в метро на последний поезд. Тяжелая красная капля упала на пол, появился кот, понюхал и слизнул, потом другую.
– Вот, и ты теперь будешь пить мою кровь. – На него я тоже не был в обиде. Взял салфетку, зажал ею рану и подошел к жене:
– С одной стороны – я псих, что полюбил тебя, но с другой – буду полным идиотом, если оставлю. Пойдем в комнату, что-то здесь слишком много эмоций, – взял Фортуну за руку и потянул за собой. Она покорно встала. Я обнял ее, чувствуя, как мокнет мое плечо от женских слез. Вальсируя по коридору вдоль стены, наша пара добралась до спальни. Свет включать не было необходимости, положил жену на кровать и лег рядом. Рука моя проникла под платье и быстро нашла там теплую грудь. Я знал, что дырки в отношениях лучше всего заделывать сексом.
– Не надо, – тихо прошептала она. – Ты можешь оставить меня в покое?
– Смотря с кем.
– С собой. Быть собой или с тобой. Этот вопрос давно расколол мою голову на два полушария.
