– Господин адмирал.
Тот с меланхолическим вздохом в очередной раз оглянулся по сторонам и через минуту добавил:
– Совру, если скажу, что мне не любопытно. Отдал бы что угодно, лишь бы увидеть, как вы встретитесь нос к носу.
Он снова поднял глаза на Фалько, но тот был совершенно невозмутим. И бесстрастен. Стоял навытяжку, руки по швам. Адмирал язвительно хмыкнул.
– Будь осторожен. Ты, главное, помни – после той истории в Саламанке Керальт и вся его братия глаз с тебя не спускают. Трех покойников тебе не простят. Чуть зазеваешься – сожрут.
– А вы, господин адмирал?
Тот уже направился было к людям, ждавшим его в креслах, но остановился и взглянул на Фалько через плечо, почти не оборачиваясь:
– Я? Я тебя cдам, разумеется. Говорил уже и еще повторю. С душевной болью брошу тебя львам, не раздумывая. В этой игре я – слон, а ты – простая пешка. Таковы правила, и ты их знаешь.
Все происходило в соответствии со строгими нормами хорошего тона. Фалько вытащил ложечку из чашки с английским чаем, отхлебнул, закурил сигарету и спокойным взором окинул обеих женщин. Они сидели втроем в плетеных креслах под застекленной крышей севильского патио с выложенными плиткой стенами, вдоль которых стояли кадки с геранями и папоротниками. В Андалусии был час визитов. В три минуты седьмого свежевыбритый и безупречно элегантный Фалько поправил узел галстука, снял шляпу и, пригладив после этого волосы, позвонил у ажурной металлической калитки.
– Вы сказали, что завтра уезжаете? – спросила Луиза Сангран.
– Да. Дела.
– И наверно, связанные с этой ужасной войной?
– Разумеется.
Хозяйке было около сорока. Не красавица, не дурнушка, оценил ее Фалько, но изысканна и изящна. Хороший дом с ценными полотнами по стенам и множеством антикварных вещиц. Муж Луизы был видный адвокат, крепко связанный с националистами. Отца, преуспевающего импресарио, расстреляли красные вскоре после начала мятежа. По этому поводу Луиза носила красивое платье из черного крепа, дымчатые чулки и туфли на высоких каблуках. Скромный макияж. Над сердцем была приколота золотая брошь с миниатюрным портретом девятнадцатилетнего сына.
– Мой муж тоже постоянно в разъездах.
– Сочувствую вам, – сказал Фалько, уловив тайный смысл этой фразы. – Трудные времена.
– Мне совершенно не надо сочувствовать – напротив: так хорошо время от времени отдохнуть от мужа.
Все трое рассмеялись, и глаза Фалько встретились с зелеными глазами Чески Прието, смотревшими задумчиво и пристально. На ней был элегантный темный tailleur
[4] в сине-зеленую полоску, и юбка, плотно облегая бедра, подчеркивала все великолепие длинных стройных ног, сейчас закинутых одна на другую, и открывала их на ладонь ниже колена, то есть именно насколько нужно. Лихие каблуки и черные чулки. Ноги безупречные, совершенно идеальные ноги – к такому выводу пришел Фалько, коротко и незаметно скользнув по ним взглядом. Такие и должны быть у роскошной бабы.
– Еще чаю?
– Нет, благодарю вас.
Не было ни церемонных процедур знакомства, ни пространных объяснений. Добрый день… спасибо, что приняли приглашение… помилуйте, это честь для меня… Ческа говорит, что вы знаете много интересного о последних событиях… и что вы много путешествуете. Все шло своим естественным чередом – визит вежливости, близкие подруги, верно выбранное время, безупречное поведение людей из хорошего общества. Элегантный кабальеро и две дамы, подруги еще со школьной скамьи, желавшие разузнать за чашкой чая, что же происходит в Испании, раздираемой войной. Не придерешься.
– Так вы одноклассницы?
– Да. Учились в колледже Сердца Христова. Вышивание крестиком, дисциплина и «Месяц Марии»
[5]…
– Чудесно.
– А вы?
– Я учился в иезуитском колледже в Хересе. Пока меня не выгнали.
– Да неужели? – Луиза улыбнулась с явным интересом. – И вы так походя об этом говорите… Вас что – много откуда выгоняли?
– Да… Случалось.
– Почти отовсюду, – сказала Ческа.
Все трое опять рассмеялись. Время от времени Фалько перехватывал взгляды, которыми обменивались женщины, – особенные взгляды сообщниц, принадлежащих к воинству одного пола. Он недурен, этот твой знакомый. Понимаю, чем ты рискуешь, но на твоем месте я бы поступила так же. И прочая, и прочая. Впрочем, не так или не совсем так. Фалько достаточно знал женщин, чтобы ясно понимать – никогда Луиза Сангран не решилась бы на такое. Не ее это был регистр, и тональность не ее. Это именно что сообщничество – и то по случаю. Хотя и типично женское. Что-то вроде радиоспектаклей с бесконечными продолжениями. Возможность пожить чужими страстями и получить от них удовольствие. Приязнь, воспоминания детства и ранней юности, женская солидарность, старинные правила, выкованные столетиями горьких семейных разочарований и безмолвных печалей. Женщины неизменно становятся на сторону женщин – вековечных заложниц воинов, жрецов и тиранов – и наслаждаются этим тайным возмездием миру мужчин. И восхищаются отвагой подруги, способной совершить то, на что сами они не решатся никогда.
Фалько не сомневался, что обе они долго еще будут шептаться об этом в сокровенных беседах.
– Так вы родом из Хереса? Из тамошних Фалько?
– Более или менее.
– Я знавала некоего Альфонсо Фалько… Вам это имя ничего не говорит?
Медленная глубокая затяжка. Взгляд, рассеянно следящий за кольцами голубоватого дыма. Альфонсо – это его старший брат. По смерти отца он вел семейное дело – коньяк «Император», сухой херес «Дядюшка Маноло», сеть винных погребков и прочее. Он же заботился об овдовевшей матери. После мятежа, когда бежали или были расстреляны синдикалисты, превратившие налаженный бизнес в хаотическое народное предприятие, он вернул себе свою собственность. Лоренсо больше десяти лет не виделся ни с кем из родных. Не виделся и не переписывался. Притча о блудном сыне – или брате – не универсальна: есть овцы, которые, раз отбившись от стада, никогда не возвращаются назад. И не всякий Каин сцепится с Авелем. Иной Каин просто соберет вещички и скажет: забирай, братец, стада-отары с полями-огородами, кушай на здоровье.
– Говорит. Но негромко.
– У Альфонсо две сестры – Лолита и Питуса. Жена у него – урожденная Гордон.
– Очень может быть.
– Он в самом деле вам не родня?
– Нет. – Фалько выиграл бы конкурс на самую искреннюю физиономию. – Совсем не родня.
– Он обманывает тебя, – сказала Ческа.
– Да что ты говоришь?
