В конце улицы, уже почти на берегу черной бухты, где поблескивали огни судов, стоявших на якоре, ветер чуть не сорвал с Фалько шляпу. И он снял ее, понес в руке и повернул не налево, как собирался, а направо, двинувшись по проспекту под пальмами, стонавшими от порывов яростного левантинца.
Уличные фонари не горели. От шума ветра и рокота близкого прибоя шаги за спиной были почти не слышны, но, обернувшись, Фалько в самой гуще тьмы, шагах в двадцати позади, угадал присутствие преследователя. И постарался соображать скорее. Стрелять нельзя – слишком громко получится, а объяснения с полицией сейчас явно не ко времени. Да и потом, все же нужно выяснить, кто это и какого черта ему нужно.
И Фалько продолжил путь вдоль фасадов домов напротив площади, на которую кое-где падал свет из их окон. И наконец нашел подходящий уголок – достаточно темный, чтобы своим светлым костюмом не очень выделяться там. Вздохнул с сожалением, выпустив из пальцев шляпу – «монтекристи» за десять долларов, которую сейчас же подхватил и понес ветер, – а сам снял пиджак, обмотал им левую руку и прижался спиной к стене.
«Внезапность – половина победы», – часто повторял адмирал.
Фалько не знал, что́ там держит его преследователь в руке или в кармане, но что бы ни было, проку от этого немного. Ткнуть ножом под ребро или полоснуть по бедру, где проходит артерия, – «удар тореро», как говорят знатоки этого дела, – и никаким жгутом не перехватишь, ничем не заткнешь. Ай, как говорится, здравствуй и прощай. Но это не самый его излюбленный финал.
Совсем неподалеку от угла, за которым он притаился, раздались шаги. Три метра… два… один. Шарик прыгает по секторам рулетки. Сейчас остановится, и ясно станет, что выпало – черное или красное, чет или нечет. Привычные ощущения. Когда-нибудь, наверно, проиграю, в этом казино все спущу, а с меня безжалостно спустят шкуру, мелькнуло у Фалько в голове, прежде чем он отбросил эту картину и сосредоточился на том, что делает. Лучше не отвлекаться.
Он сжал кулаки, защитил живот пиджаком и замер в ожидании, застыл как статуя, а напряжение от предстоящего билось у него в висках в унисон с частыми ударами сердца.
Мне бы сейчас не повредила таблеточка кофе-аспирина, подумал он. Авось, дело не затянется.
Он уже почти оглох от шума крови в ушах – вечная история, когда приходится хранить молчание и неподвижность, – но сейчас это уже не имело особого значения, поскольку преследователь вывернул наконец из-за угла, прошел мимо, не заметив Фалько, и заторопился вперед в растерянности, потому что никого не видел перед собой. Вот он остановился, не зная, что делать, и только хотел обернуться – почуял, наверно, недоброе, – как Фалько сильно ударил его по затылку.
Когда преследователь пришел в себя, Фалько уже затащил его за угол, оберегая от ветра и посторонних взглядов. При свете зажигалки обшарил карманы – сложенный во много раз план города, два презерватива, пистолет «Стар» калибра 6,35 и бумажник с франками и песетами. Паспорт на имя Рамона Валенсии Эрнандеса, удостоверение сотрудника ИССА с такой же фотографией, но на имя Рамона Вильяррубии Маркеса. ИССА – Информационная служба Северной Африки – была одной из франкистских разведывательных структур, которыми руководил из Саламанки шеф полиции Лисардо Керальт.
Раздался стон. Потом кашель и снова стон, на этот раз – протяжнее. Лежавший приподнялся на локте, другой рукой потирая затылок. Присев рядом на корточки, Фалько, прежде чем погасить зажигалку, в последний раз взглянул на него: на вид – меньше тридцати, подстриженные жидкие усики, белокурые волосы, утром расчесанные на прямой пробор, а теперь взлохмаченные. Его шляпу тоже унес ветер.
Увидев нависшую над ним тень, человек судорожно дернулся. Фалько схватил его за горло, крепко сжал и приложил затылком о мостовую. Для усиления эффекта приставил ко лбу ствол пистолета.
– Выкладывай все.
Фалько не видел его лица в темноте, но чувствовал дрожь, сотрясавшую все тело. Из стиснутого пальцами горла рвался и не мог вырваться звук. Фалько выждал еще несколько секунд, чтобы усилить эффект, и слегка ослабил хватку. Тогда послышался прерывистый стон.
– Давай, рассказывай, – повторил Фалько.
И сильнее надавил стволом – настолько, что опять раздался стон.
– Ра-а-аз… – начал он очень медленный отсчет. – Два-а…
Лежащий задергал руками.
– Погоди, – полузадушенно прохрипел он.
– Годить не стану, – ответил Фалько. – А считать буду только до пяти. Три. Четыре…
Лежащий снова взмахнул руками, силясь приподняться.
– Подожди, ради бога… Подожди… Я свой.
– Очень сомневаюсь.
– Я из службы безопасности…
– Откуда-откуда?
– Я твой радист. Прибыл из нашего североафриканского центра в Тетуане… Мне сказали, что тебя предупредили… Что с тобой связывались… ввели в курс дела.
Фалько мрачно фыркнул. Он почти забыл об этом, а вернее – ждал не такого. Издалека протянулась к нему зловещая тень Лисардо Керальта.
– Меня предупреждали, – ответил он, – только забыли сказать, что ты будешь красться за мной по улице, как в гангстерском боевике. И как последний дуболом, появишься глубокой ночью.
– Я искал способ подойти незаметно.
– Ага… Искал способ, а нашел бы пулю куда не надо…
Они помолчали. Фалько отвел в сторону ствол. Человек на земле все еще с трудом переводил дыхание.
– Ох, мать… Как же ты меня саданул…
Фалько немного отступил назад и сел, привалившись спиной к стене. Радист, покряхтывая от боли, подполз к нему и сделал то же самое. Так они какое-то время сидели в темноте рядом.
– Меня зовут Рамон Вильяррубия…
– Я знаю, как тебя зовут.
– Забрал мои документы?
– Разумеется.
– Верни.
Фалько послушался, заметив, что тот ощупывает себя.
– Это мой пистолет.
– Может быть.
– Отдай.
– Подберешь, когда я уйду. А может, и не подберешь.
– Слушай, ты не имеешь права…
– На что? Треснуть по затылку кретина, который за мной увязался?
Сказав это, Фалько раскатился сухим, жестоким и злорадным смехом. Очень ему свойственным.
– Я доложу начальству, что ты на меня напал… Посмотрим, что ты тогда запоешь…
– Послушай, иди-ка ты… Отстань.
На миг его собеседник смешался. Фалько пошарил в кармане и убедился – трубочка с лекарством на месте, но во рту так сухо, что проглотить таблетку не удастся. Нужен стакан воды, и немедля. Будь все проклято. В правом виске боль пульсировала так нестерпимо, что подступала дурнота.
– Все это чушь какая-то, – сказал радист. – Я прибыл в Танжер в твое распоряжение.
