– Франкисты житья не дают? Дозоры шныряют?
– Не только франкисты. – Капитан сморщил лоб, словно припоминая. – Еще итальянские корабли и субмарины.
– Понимаю…
Несколько секунд Навиа сидел молча и неподвижно. Потом показал куда-то за окно, в сторону невидимого отсюда моря.
– Я вас как-то раз чуть было не поймал, к западу от Гибралтара. Но вы тогда блестяще улизнули прямо из-под носа… Я остался в дураках…
Капитан поскреб в бороде:
– Повезло.
– Да нет, простым везеньем такого не объяснишь. Помню, мы сутками не сходили с мостика, рыскали за вами как подорванные… Казалось, вот еще чуть-чуть – и схватим. И тут мой помощник покрутил головой и выдал пророчество: «Этот лис опять ускользнет у нас между пальцев». Так оно и оказалось.
– Вы были упорны, – Кирос снова запустил пальцы в бороду. – Рассчитали верно. И в конце концов мы оказались там, где оказались.
– Учитывая, какую скорость можете развить вы, а какую – мы, просто чудо, что вы прорвались в Танжер. Когда я разгадал ваше намерение, вы уже юркнули сюда. Сколько вы даете при «самом полном»? Узлов десять-одиннадцать? В три раза меньше, чем я.
Он постучал пальцем по виску. Этот жест обозначал недоверчивость и вынужденное признание чуда.
– Просто чудо, – повторил он негромко.
– Республика не верит в чудеса.
Эти слова звучали бы как злая насмешка, если бы их произнес не капитан Кирос. А так в них почудилась двусмысленность. Навиа взглянул на коллегу с неожиданным интересом.
– Вы в Бога веруете? – рубанул он напрямик.
– Более или менее.
– Вот и я тоже. Более или менее. – Навиа говорил совершенно серьезно. – Попробуй-ка не взглянуть в небеса, когда море ярится.
Капитан кивнул – одновременно с пониманием и скептически.
– Каждый смотрит, куда может.
– Да, конечно.
На скудно освещенной террасе стало почти темно. Половина ее уже скрылась во мраке.
– Эта стычка наших команд на берегу… – начал Навиа. – Ну, вы знаете – с англичанами… Я за это дело получил замечательный фитиль от начальства и от британского консула.
Кирос кивнул, что заняло у него добрых пять секунд.
– А я – из Валенсии. Ну, и от консула тоже, само собой.
– Пришлось даже увидеться с командиром «Борея» и поплясать перед ним вприсядку. Надменный Альбион принял мордобой близко к сердцу… «Я полагал, что вы воюете с Республикой», – сказал он мне очень злобно.
Фалько заметил на лицах обоих моряков улыбку. Пусть едва заметную, лишь чуть обозначенную, но несомненную. Сначала она скользнула по губам Навиа, при его последних словах. Потом, спустя миг, показавшийся очень долгим, пришел черед и Кироса. Потом – еще на миг – она задержалась у обоих. Потом, словно бы случайно, хотя Фалько знал, что это не так, взгляды их сошлись в одной точке, и точкой этой была бутылка коньяка на столе. Тем не менее никто к ней не потянулся. Первым нарушил молчание Навиа:
– Полагаю, вы оставили всю команду «без берега», как и я – свою.
– Точно так.
– Братание ни к чему хорошему не приведет. А после этого побоища оно вполне реально. Как ни крути, мы все же враги. Идет война – не следует об этом забывать.
Улыбки погасли. Кирос молча провел ладонью по голому загорелому темени в крапинках веснушек. Навиа продолжал с печалью во взоре созерцать коньяк.
– Хотелось бы прояснить ближайшее будущее, – сказал он вдруг.
Кирос, не говоря ни слова, медленно кивнул.
– Что думают обо всем этом ваши люди? У вас ведь судовые комитеты и всякое прочее… Что они там обсуждают?
– Мои люди ничего не думают. Чтоб думать, у них капитан есть.
– На корабле демократии быть не может, – улыбнулся Навиа.
– Конечно, не может.
– Приятно слышать такое.
– Мне приятно, что вам приятно.
Навиа взглянул в окно.
– Из Танжера вам не выбраться, – сказал он. – Делайте, что хотите, но я буду ждать вас на выходе или догоню в море. Едва лишь вы покинете трехмильную зону нейтральных вод, я вас остановлю.
– Республика считает нейтральными водами шестимильную зону.
– Для такого случая мы применим британскую доктрину: три мили – а дальше начинаются международные воды.
Издалека донесся протяжный крик муэдзина, сзывающего правоверных на вечернюю молитву.
– Как только выйдете за пределы нейтральных вод, я догоню, – настойчиво сказал Навиа. – Подам сигнал «Застопорить ход, лечь в дрейф!». Если не подчинитесь…
– Откроете огонь.
Кирос произнес эти два слова без нажима, спокойно и задумчиво.
– Мне случалось терять судно, – продолжал он, словно про себя. – Танкер. Назывался «Пунта Аталайя».
Офицер поглядел на него с интересом, но промолчал. Кирос снова рассеянно потеребил бороду.
– Германская торпеда. В двадцати трех милях к северо-западу от Финистерры…
Он словно хотел сказать что-то еще, но передумал. И поставил здесь точку в своем рассказе. Объективном и бесстрастном. Навиа кивнул с явным огорчением:
– Месяц назад мне довелось видеть, как горит танкер. На большом удалении… В черном небе встает красный гриб. Горит, будто зажженную спичку бросили в коробок.
Во взгляде Кироса обнаружился смутный интерес:
– Ваша работа?
– Нет. Крейсер «Сервера» постарался.
– У меня было такое… Я про этот гриб в небе. Из двадцати двух человек экипажа я потерял семнадцать.
– Понимаю.
– Да… Думаю, понимаете.
Напев муэдзина за окном оборвался. Навиа повернулся к Фалько. Я свои аргументы исчерпал, сказали его глаза. Попробуйте теперь и вы сделать ход.
– Всего этого можно избежать, – сказал Фалько, чуть подавшись вперед. – Можно сделать так, что никому не надо будет погибать.
Навиа кивнул и вновь повернулся к Киросу:
– Этот господин сделал вам отличное предложение.
– Вы находите?
– Вы же сами не верите, что республиканский флот подоспеет к вам на помощь. И сами знаете, чего он стоит в бою. Стоит одному из наших крейсеров открыть огонь, республиканцы дадут «полный назад».
Капитан слегка прикоснулся к коробке сигар на столике, но не стал ее открывать. Потом извлек из кармана кожаный кисет, а из него – заранее свернутую самокрутку. Сунул ее в рот, и Фалько, приподнявшись, дал ему прикурить.
– Помните, – продолжал Навиа, – как повел себя «Лепанто», когда эскортировал ваш «Маунт-Касл» и у Альборана наткнулся на наших?
