Их двое, понял Фалько, получив первый удар. И они собираются не убить его, а взять живым. Или, по крайней мере, попытаться. Это можно было счесть первой удачей, сколь незавидно ни было его положение в целом. А второй – то, что, получив первый удар и инстинктивно предчувствуя следующий, он с отчаянным проворством отпрянул, оступился и, потеряв равновесие, покатился по ступеням. Теперь его и нападавших разделяло метра три: достаточно, чтобы он – помятый и кривящийся от боли, потому что ушибся довольно сильно, но высвободившийся и готовый к схватке – разглядел на площадке нависавшие над ним фигуры.
Один показался ему похожим на мавра, другой был европейцем. Такой вот парный конферанс.
Подоспевшего первым мавра – здоровенного, с черными курчавыми волосами – Фалько встретил таким грамотным ударом в солнечное сплетение, что тот – боксер, судя по расплющенному носу и телосложению, – в иных обстоятельствах наверняка бы оценил. Но сейчас лишь утробно всхлипнул, остановился и осел на пол, словно у него разом иссякли воздух и силы. Фалько полез было за пистолетом, но не успел – второй с удивительным проворством обогнул напарника и кинулся вперед.
Этот был светловолосый, долговязый и тонкий, но крепкий. Хорошо тренированный и до краев налитый злобой. Почти на голову выше Фалько, с длинными руками. Он умело пустил в ход кулаки, так врезав Фалько с правой, что того отбросило к стене. Ему показалось, что удар встряхнул мозги в черепной коробке, а сама она загудела, как кожа на барабане. Кроме того, после падения с лестницы онемели ноги. Неважные дела, подумал он.
Еще одну такую навесит – уложит, пронеслось в голове. Выведет из боя.
Фалько ничего не оставалось, как обхватить долговязого и попытаться ударить коленом в пах. Он чувствовал, как пахнет от одежды табаком и нафталином, слышал у самого уха частое прерывистое дыхание, ощущал, как сильные руки подбираются к горлу. Эта тварь дело свое знает, подумал он.
Нет, свернуть себе шею я не дам.
Прижавшись спиной к стене, он снова и снова пробовал нанести удар коленом. Раз, другой и третий. Но противник ловко уворачивался. Краем глаза Фалько заметил, что мавр поднимается на ноги, и понял, что если сейчас не справится с белым, его песня спета.
Бац.
На этот раз удар попал в цель, и это придало Фалько и силы, и ожесточения.
Бац. Бац. Бац.
От четвертого удара верзила ослабил хватку, колени его подогнулись. Он выпустил весь запас воздуха, что имелся в легких, согнулся вдвое, прижав руки к животу. Фалько успел рассмотреть наконец его глаза – светлые и, кажется, близорукие, светлокожее лицо, внезапно покрывшееся по́том так обильно, словно его облили водой. На миг Фалько забыл о нем, чтобы заняться мавром.
Тот уже сумел подняться, и в правой руке у него что-то блеснуло.
Всякий раз, оказываясь в пределах досягаемости клинка, Фалько ощущал холод внизу живота. Так повелось с самого детства – это было неизбежно и неприятно. Однако не вгоняло в столбняк, не вызывало оторопи, а совсем наоборот. Побуждало действовать стремительно и точно. Защищаться или нападать – в зависимости от обстоятельств. Памятуя прежде всего, что медицина рекомендует избегать попадания закаленной стали под ребро или еще куда во избежание кровотечений и всякого такого прочего.
Азбука выживания.
Фалько тысячу раз отрабатывал приемы защиты в лагере Тыргу-Муреш.
Сейчас он находился на достаточном расстоянии и потому мог выбирать образ действия, а вернее – противодействия, тем паче что долгим навыком довел это до автоматизма. Напряг мускулы. Развернулся боком, защищая живот, чуть согнул ноги в коленях, левой рукой сделал обманное движение, а правой перехватил выше локтя, почти под мышкой руку с ножом. Услышал шелест разрезаемой ткани, но до кожи лезвие не дошло. В этот миг он уже перебросил мавра через спину, и тот полетел вниз по ступенькам.
Неподалеку, выравнивая тяжелое дыхание, медленно поднимался долговязый. Фалько сначала хотел вытащить пистолет, но выстрел испортил бы все удовольствие. В полной мере заслуженное, так что лишиться его было бы просто несправедливо. Ну, не получить наслаждение, так хоть попытаться. Секунду он рассматривал противника. Хорош собой, ничего не скажешь. Лицо немного лошадиное, но с правильными чертами. Соломенные волосы, растрепавшиеся в пылу схватки, падают на лоб. Спортивная рубашка под пиджаком, белые теннисные туфли, широкие, по моде, брюки. На испанца совсем не похож. Скорее англосакс.
Так это же Гаррисон, осенило его. Большевистский агент. Американский соратник Евы Неретвы.
Долговязый полез в карман. Тоже, конечно, не с пустыми руками, подумал Фалько, который не собирался ждать, когда тот пустит в ход еще какие-нибудь вредные для здоровья железки. И потому пнул его ногой в грудь, так что отброшенный к стене американец вскрикнул от боли. Фалько сделал шаг вперед, намереваясь ударить в лицо, но Гаррисон отреагировал на удивление живо и хладнокровно – ушел с линии и принял стойку, выставив кулаки. Ну, молодец, что тут скажешь. Такой молодец, что у Фалько, еще не успевшего придумать, как действовать дальше, вдруг посыпались искры из глаз.
Он обругал себя за то, что не выхватил пистолет, пока еще можно было, набрал в грудь воздуха, каким-то чудом увернулся от летящего в лицо кулака, но вопреки ожиданиям Гаррисона не попятился, а снова крепко его обхватил. Какое-то время они возились, и каждый пытался свалить другого, и под конец покатились по ступеням, свалившись рядом с мавром, который, по счастью, был нем и недвижим. Только тогда Фалько удалось завести левую руку за шею Гаррисона, нажать и, высвободив правую, несколько раз двинуть его кулаком в лицо, целясь в переносицу и глаза.
Хрипение и кровь из обеих ноздрей.
Хрясь. Хрясь.
Стон и новые потоки крови.
Хрясь-хрясь – слышалось, когда кулак врезался в лицевые кости.
Фалько уже очень устал, но дело шло.
Хрясь.
Гаррисон – или как его там – сплюнул выбитый зуб. Руки, державшие Фалько, ослабели. Лицо с каждым ударом делалось все более дряблым, теряло четкие твердые очертания.
Хрясь, хрясь.
Фалько молотил методично. Но внезапно Гаррисон как-то не по-человечески взвыл, собрал, вероятно, последние силы, изогнулся, боднул противника, у которого снова запрыгали перед глазами разноцветные огоньки, и, перекатившись вбок, вскочил.
Ладно же, подумал Фалько. Пожалеешь.
Он схватился за кобуру и рывком вытащил наконец пистолет. Но когда навел его на противника, на лестнице уже никого не было. Прямоугольник света в подъезде подрагивал, как задернутая занавеска под сквозняком.
Славное утречко выдалось, сказал себе Фалько.
Медленно, с трудом поднялся, благо торопиться было уже некуда. Болело все – от корней волос до кончиков ногтей на ногах. Мавр по-прежнему валялся на полу лицом вверх. Но вот он слегка пошевелился, приходя в себя. Тихо, хрипловато простонал.
