– Рексач.
– Что с ним?
Паук аккуратно пристроил пузырек с лаком возле пистолета.
– Кое-что.
Заинтригованный, Фалько присел на подоконник. В открытое окно виднелись стена, клочок синего неба, кусочек порта. Паук взглянул на левое запястье, уже не стянутое наручником.
– А деньги?
– Перед тем как прийти к тебе, я их вернул в банк. Не стоит разгуливать с такой суммой по городу.
– Разумно.
– Ну, так что Рексач?
– Рексач твой играет двумя колодами.
– Не двумя, думаю, а больше. Работа у него такая.
– Так-то оно так… Однако попахивает не очень хорошо…
Фалько, достававший портсигар, застыл:
– Что значит «не очень хорошо»?
– Да я бы даже сказал – воняет.
– Ну-ка давай в подробностях.
И Паук выдал подробности. После истории с Хуаном Трехо он поддерживал отношения с Кассемом – тем самым мавром, который так пригодился им в ту ночь. Отношения эти смазывались деньгами – в достаточном количестве, чтобы хотя бы на время проведения операции обеспечить его преданность. Кассем был парень способный и бойкий, и Паук, надеясь с его помощью прикрыть, так сказать, тыл, поручил ему слежку. И много о чем его спрашивал, помимо этого. И получал кое-какие ответы.
– Ну, к примеру, ты знаешь, что Рексач контактирует с резидентом красной разведки в Танжере?
Фалько кивнул. Врач по фамилии Истурис. Сам же Рексач ему и рассказал. Оба действуют по принципу «ты мне, я – тебе» и хорошо ладят.
– Даже слишком хорошо, – вставил Паук.
Фалько, прикуривая, настороженно глянул на него:
– Что ты имеешь в виду?
– Кассем порассказал мне насчет этого принципа много интересного. И потому, например, вчера, когда мы готовили сделку с Киросом, я сказал себе: «С толстяка глаз нельзя спускать».
Фалько очень медленно выпустил дым.
– Мог бы сказать и мне.
– Да у тебя и так хватало вчера головной боли. Но мне стало любопытно… Помнишь, Рексач говорил, что не хочет спалиться и потому постоит в сторонке. А верней, будет безвыходно сидеть дома в ожидании вестей.
– Помню.
С мефистофельской улыбкой Паук осторожно, чтобы не смазать еще не просохший лак на ногтях, вытащил из коробки печенье и сказал:
– Так вот, мой котик, ничего подобного! А совсем даже наоборот! Он развил необыкновенно бурную деятельность. Вышел на улицу – и мало того, дважды виделся с этим Истурисом.
– Ты уверен?
– Не я, а Кассем. – Паук откусил кусочек печенья и провел языком по губам. – А я этому берберу склонен пока доверять… Плачу ему достаточно.
Фалько наскоро прикинул в уме выплаты и компенсации. Его, впрочем, это не касалось. А вот полученная информация – самым непосредственным образом. Паук не даст водить себя за нос кому бы то ни было – хоть мавру, хоть кентавру. Не таков был Пакито Паук.
– Но Рексач мог увидеться с ним, чтобы потолковать о чем-то другом.
– Мог, конечно. А заодно – о нашем дельце тоже.
– Не очень, честно сказать, вяжется с тем, что было ночью… По моим ощущениям, Истуриса не подпускают близко к этому делу…
Пакито захлопал своими лягушачьими глазами:
– Хочешь сказать, все устроили эта красная потаскуха и американец?
– Да.
Паук задумался на миг.
– Считаешь, что вчера вместе с людьми Кироса была и эта парочка?
– Не знаю. Исключать нельзя.
– Стреляли, по крайней мере, неплохо.
Фалько пожал плечами:
– Мог быть американец.
– Ну да. Или она.
Паук с задумчивым видом поднялся, взял с кровати пистолет и сунул его в кобуру, висевшую на вешалке. Потом тоже подошел к окну и, став рядом с Фалько, приподнялся на цыпочках, чтобы лучше видеть панораму порта.
– Я тут кое-чего проверил, – сказал он. – Навиа вернулся на корабль целым и невредимым. Дело, стало быть, не в нем.
– А что полиция?
– Когда она подоспела, там уже никого не было.
Они молча переглянулись – знакомы были давно, и ход мыслей у них был одинаковый.
– Возможно, Рексач что-то знает, – сказал Фалько. – Или, по крайней мере, подкармливает Истуриса из своих средств и получает от него информацию.
Снова помолчали.
– Думаешь, он замешан? Думаешь, знал, что меня заманивают в ловушку? – Фалько не столько спрашивал, сколько размышлял вслух.
Паук, держа руки в карманах халата, свирепо улыбнулся:
– Я думаю, что надо бы у него самого спросить.
Понаблюдав некоторое время за окнами офиса, Фалько прошел мимо отеля «Минзах» и пересек улицу Статут. Краем глаза он видел, как по тротуару, подделываясь под обычного прохожего, шагает Пакито Паук, а когда вошел в подъезд, услышал позади короткие торопливые шаги своего напарника. По лестнице они поднимались уже вместе – и молча. Все уже было сказано.
Когда Рексач открыл дверь, в его студенистых глазах мелькнула растерянность. То, что они оказались у него вдвоем и в этот час, явно нарушало правила безопасности. В следующее мгновение он отступил, давая им пройти. В пальцах у него дымилась сигара.
– Насколько я знаю, вчера вышла большая неприятность, – сказал он со скорбью в голосе.
– Вышла.
Поглядев на Паука с опаской, Рексач перевел взгляд на Фалько:
– Я надеялся, что вы все расскажете в подробностях, но не ожидал, что вы придете вместе.
– Возникла необходимость.
– Ах вот как…
В кабинете все так же пахло сигарными окурками, словно хозяин не открывал окно с тех пор, как Фалько побывал тут в последний раз. Он поглядел на аэрофотоснимок Танжера, на календарь пароходного агентства, на часы с кукушкой и уселся на стул, предложенный Рексачем. Паук, оставшись на ногах, прислонился к дверному косяку.
– Так что там все же стряслось? Вам устроили засаду?
– А как вы узнали?
После краткого колебания Рексач, еще раз удивленно покосившись на Паука, сел за свой стол. Он был без пиджака, в подтяжках. Обширные брыла спускались на воротник, закрывая узел галстука едва ли не наполовину.
– У меня в жандармерии свои люди. Они и сказали. Да уже весь город знает.
– И что именно он знает?
– Что вечером на Соко-Чико была перестрелка между франкистами и республиканцами.
– Это как-то связывают с «Маунт-Касл»?
– Официально – нет, насколько мне известно. И красные историю не раздувают. Не в их интересах усложнять ситуацию.
