– У себя на судне?
– Нет. – Навиа неопределенно махнул рукой в сторону той переборки, что ближе к берегу. – Там… в конторе порта. На нейтральной территории.
– Лавка ковров тоже была нейтральной территорией, а вы помните, что там произошло. Нас дурачат, мне кажется.
– А мне кажется, на этот раз будет иначе.
Фалько тяжело вздохнул:
– Знаете, а вот теперь я, пожалуй, выпил бы чего-нибудь.
Навиа взял бутылку, наполнил чистую рюмку и протянул ее Фалько. Тот пригубил прозрачную сладкую жидкость.
– И полагаете, он пойдет на попятный? Согласится, чтобы судно интернировали в Танжере?
– Я бы очень удивился, случись такое.
– Так чего же он хочет добиться?
– Не имею ни малейшего представления. Полчаса назад получил от него записку. – Он достал из кармана листок. – Вот, прочтите сами.
Сеньор Навиа, сожалею, что наша последняя встреча завершилась так, как завершилась, однако надеюсь, что Вы войдете в мое положение. Виной тому – военные действия, которые я, как, надеюсь, и Вы, обязаны вести против своей воли. Я был бы Вам весьма признателен, если бы согласились встретиться со мной в последний раз. Через час я буду в конторе моего консигнатора, расположенной в порту прямо напротив причала, где стоят наши корабли. Ручаюсь Вам своим честным словом, что на этой встрече с моей стороны к Вам будет проявлено должное уважение, как, опять же надеюсь, и с Вашей – ко мне.
Фернандо Кирос Галан, капитан п/х «Маунт-Касл».
Фалько вернул листок и закурил.
– Как принято у порядочных людей, – заметил он саркастически.
– Да, в этом роде.
– Звучит убедительно.
Навиа, нахмурясь, перечел записку.
– Да. Звучит и выглядит… – Он сложил листок и спрятал в карман. – Поэтому я решил принять приглашение.
Они помолчали. Фалько сделал еще глоток. Моряк поглядел на карту и ткнул пальцем в какую-то точку на ней. Вероятно, там он собирался перехватить «Маунт-Касл».
– Туман может помочь ему скрыться?
– Да, рассеется не скоро… Может быть, продержится весь день. Видимость сократится до двухсот-трехсот метров, и судно трудно будет найти.
– И?..
– Но ведь и они увидят не больше, чем мы. Так что мы притаимся в тумане и будем искать их по звуку машины.
Повисла пауза. Навиа снова уставился в карту. Потом постучал ногтем по той же самой точке.
– Это шанс для них. И они не преминут им воспользоваться.
Он снял карту со стола, свернул в трубку и сунул под мышку. Потом взглянул на Фалько с любопытством:
– Хотите пойти со мной?
– На встречу с Киросом? – удивился Фалько – Полагаете, он согласится, чтобы я присутствовал?
– Едва ли будет возражать. А вам это может быть небезынтересно. Да и ему тоже. Обоим капитанам недурно бы иметь свидетеля.
– Вероятно, – согласился Фалько. – Чем бы дело ни кончилось, объяснений придется давать много.
Офицер глянул на часы и взял фуражку.
– Тогда идемте.
Они вышли в коридор, где Навиа отдал карту старшине в гетрах, и тот ее унес. По гудевшему под ногами металлическому трапу спустились на палубу.
– Вот только неизвестно, чем заняты сейчас большевистские агенты, которые были на борту у Кироса, – сказал офицер. – Ничего о них не знаю.
– Пусть вас это не беспокоит. С ними вопрос улажен.
После этих слов Навиа, остановившись, пытливо посмотрел на Фалько, благо в этот миг они оказались как раз под лампой в стеклянном колпаке, густо покрытом налетом морской соли.
– Улажен, – бесстрастно повторил Фалько.
Офицер еще посмотрел на него. Потом вздернул бровь:
– Когда мне вас рекомендовали, оказывается, не преувеличивали.
Фалько затянулся напоследок и швырнул окурок за борт.
– Каждый делает, что может.
– Прежде всего, – сказал Кирос, как бы подводя итог долгим размышлениям. – Прежде всего я – моряк.
Это утверждение выглядело неуместным или ненужным. Адресовано оно было Навиа, и тот кивнул. Славно как спелись, подумал Фалько. И решил, что станет невидимкой. Вернее – останется.
Оба капитана, держа фуражки на коленях, сидели в креслах напротив друг друга. В темно-синих форменных тужурках с золотыми галунами на обшлагах: у франкиста – поверх белой сорочки и галстука, у республиканца – поверх тонкого свитера с высоким воротом. За окном по-прежнему царствовали туман и тьма. Керосиновая лампа освещала лица моряков, оставляя в тени тот угол кабинета, где, прислонившись к стене, стоял Фалько. Он уже десять минут стоял так, молча и неподвижно, слушая диалог людей, которым спустя несколько часов предстояла схватка в открытом море.
– Прежде всего, – повторил Кирос.
Голубые глаза смотрели на собеседника с редкостным простодушием. Можно было подумать, что он ждет какого-то одобрения или признания того, что это весомый аргумент в его пользу.
Навиа пошевелился в кресле и упер ладони в подлокотники.
– Полагаю, – ответил он, – что никак иначе вы поступить и не могли.
Кирос энергично и резко двинул сверху вниз лысую загорелую голову. В рыже-седых зарослях бороды мелькнула печальная усмешка.
– Я знал, что вы поймете, – сказал он.
Навиа развел руками:
– Понять – это все, что я могу сделать для вас и для «Маунт-Касл».
– Ясно.
Кирос произнес это слово очень просто, спокойно и с покорностью судьбе, уставившись на свои веснушчатые руки, поглаживавшие козырек фуражки. Потом поднял глаза:
– По-прежнему намерены выйти в море раньше, чем я?
– Ну разумеется.
– А вы знаете, что тем самым нарушите международную конвенцию девятьсот седьмого года? – Кирос вытянул руку, словно держал невидимый текст. – Торговое судно, нашедшее убежище в нейтральном порту, имеет право сняться со швартовов на двадцать четыре часа раньше, чем боевой корабль, идущий под флагом враждебного государства.
– Мое правительство не распространяет положения конвенции на флот Республики.
– Ах вот как? Правительство?
– Именно так.
– И вы, стало быть, выйдете из Танжера первым?
Навиа взглянул на часы:
– Выйду через один час восемнадцать минут, – холодно сказал он. Потом повернул голову туда, где за окном тянулись причалы. – Часть команды отпустите на берег или все останутся на борту?
– Нескольких оставлю тут, – ответил Кирос, поколебавшись немного. – Но людей у меня хватит.
