Вместо ответа Гулин сказал:
— Но ведь ты сама говоришь, что он злопамятный?
— Да. Злопамятный. Но он слабак, понимаешь? Он даже тявкнуть из подворотни побоится, пока не убедится, что никто его не видит. И потом он дурак, ты же видишь! И друзья у него такие же. Ну же, Андрей, согласись, что я права!
Гулин вздохнул.
— Соглашаюсь. Это я дурак. Другими словами, моя версия рассыпается в прах…
— О мести? Ну, может, и нет. Может, он кого-нибудь нанял?..
— Ладно, не утешай. Ты и сама не веришь в то, что говоришь.
— Ну вообще-то… боюсь, что не верю. Ты его окружение уже копал?
— Завтра с утра. Вернее, уже сегодня. Спасибо тебе. Гулин проводил Марину, вернулся домой и досмотрел записи. Убедившись, что ничего нового они ему не прибавили, выключил видеомагнитофон и, сбросив джинсы, свалился на неразложенный диван, даже не постелив, — спать ему оставалось чуть больше двух часов.
Уснуть не удавалось — перед глазами мелькали кадры только что просмотренного видео, а в голову почему-то лезли обидные слова его бывшей жены: «Ты как Димка — вечно фантазируешь». Может, и правда? Вот и Марина смотрела на него чуть ли не с жалостью, и коллеги тоже видели в убийствах Шрамкова и Сапрыкина отдельную историю, и никак не хотели связывать ее с похищением Маши Шрамковой, и тоже советовали не фантазировать, а работать по обычной схеме. Что ж, он будет делать все как положено — добросовестности ему не занимать, — но думать так, как он считает нужным, ему все равно никто не запретит.
Гулину предстояло перелопатить все мухинские знакомства — человек десять из ближайшего окружения (тех, чьи лица мелькали на пленках), человек пятнадцать (не считая предыдущих) из записной книжки и тех, о ком ему еще, возможно, предстоит узнать. А потом постараться выяснить, где во время похищения были наиболее подозрительные из них и сам Мухин, наконец. Однако первый же из опрошенных, некий Эдик Бабакин, сообщил, что вечером 29 сентября Мухин находился дома и устраивал для друзей выпивон.
— Вы были у него именно в тот вечер, вы уверены? — спросил Гулин.
— Ну да, я же говорю.
— А кто еще?
— Чего — кто еще?
— Кто еще был у Мухина?
— Кто был? — Бабакин почесал затылок. — Жорик Стасенко, Петька Вересов, Толик Немыкин. Еще Игорь с его работы. И телки.
— Имена, фамилии помните?
— Одна — Ленка Сысоева, другая… кажется, Танька… фамилию не знаю.
— Так, — Гулин записал, — и что вы делали?
Бабакин хмыкнул:
— Что делали? Бухали.
— В котором часу вы к нему пришли?
— Около семи.
— Это он вас пригласил?
— Ну да, кто же еще?
— И по какому поводу?
— Что — по какому поводу?
— Почему он вас пригласил именно в этот день? День рождения у него был или какой-то другой праздник?
— Не, рождения не было. Рождение у него в марте. А пригласил… просто так… посидеть.
— И часто он вас так приглашал?
Бабакин пожал плечами.
— Бывало. Мы и накануне у него гудели.
— То есть в воскресенье… Понятно. Кто-нибудь звонил, приходил?
— Да нет, вроде никто.
— Уверены?
— Ну да.
— А что делал сам Мухин?
— Как что? Что и все.
— Послушайте, Бабакин, вы понимаете, что речь идет, во-первых, об убийстве, во-вторых, о другом, не менее тяжком преступлении — похищении малолетнего ребенка. Вы отдаете себе в этом отчет?
— Я-то тут при чем? — возмутился Бабакин. — Не я же его убил! И похитил тоже не я. И вообще: вы спрашиваете, я отвечаю. Чего еще-то?
— Объясняю еще раз. Мне нужна четкая картина того, что происходило у Мухина в тот вечер в районе семи часов, понятно? А именно, мне надо знать, приходил ли кто-нибудь к Мухину кроме тех, кого вы назвали, звонил ли ему кто-нибудь и так далее. И что именно делал сам Мухин. Подробно.
Бабакин вздохнул.
— Значит, так, повторяю: кроме нашей тусовки, никто не приходил. Это я точно помню. Что делал Валера? Ничего. Кирял, как все. Что еще?.. — Бабакин наморщил лоб. — Вспомнил! Он взял бинокль — у него был классный бинокль, цейссовский, отец ему подарил, — сел у окна и стал смотреть. Да, еще приставал: пойди, мол, посмотри, там голая баба в окне.
Услышав про голую бабу, Гулин вздрогнул, до такой степени его поразила правильность его догадки.
— И что же?
— А-а, ни хрена… Я подошел, посмотрел, оказалось — туфта. Никакой голой бабы.
— А он?
— Он говорит — отошла. А потом опять приставал. Но я так никакой бабы и не увидел.
— Вы не заметили, он кому-нибудь звонил?
Бабакин подумал.
— Вроде да.
— До или после окна?
— Вроде после… Или нет… не помню. Вроде смотрел в окно и говорил.
— По мобильному?
— Кажется. Не помню.
— Значит, мобильный у него был?
— Мобильный-то? Само собой!
— В котором часу это было?
— Чего в котором? Я на часы не смотрел.
— Ладно, дайте мне номер его сотового.
Показания Бабакина подтвердили все участники междусобойчика, кроме Елены Сысоевой, которая, по ее собственным словам, «так набралась, что ничего не помнит». Гулин убил целый день на то, чтобы их разыскать, но теперь, по крайней мере, он знал, что в день похищения в машине рядом с детской площадкой сидел не Мухин, а его сообщник. Тот самый, который пользовался краденым мобильником и «фольксвагеном», принадлежащим спившемуся журналисту Боровкину. Выходит, он и был мозгом и исполнителем. Но кто он?..
Установить, чем занимался Мухин вечером того дня, когда Женя с деньгами отправилась на встречу с похитителем, было значительно труднее — никто из опрошенных не мог подтвердить его алиби. Но Гулин, потратив кучу времени и сил, все-таки нашел. Оказалось, что Мухин именно в это время заходил к соседке и просил дать ему двести рублей на пару дней в долг. Выслушав ее, Гулин понял, что сделано это было специально:
— Скажите, он часто обращался к вам с такими просьбами?
— Никогда. И вообще, отношения у нас были не самые лучшие.
— Почему?
— Теперь об этом уже не хочется говорить, но у него что ни день, то пьянка, то музыка орет, то девицы визжат. А то и все сразу. С ума можно было сойти!
— Денег вы ему дали? — спросил Гулин.
— Дала. Из уважения к покойным родителям.
