Гермокостюм тоже приспособили к подобным аномалиям — такие костюмы делали для того, чтобы можно было выйти в космос в относительной близости к звезде, но и здесь он вполне годился для работы.
Что-то было не так. Пока я рассматривала местные красоты, прошло гораздо больше времени, чем планировалось между сеансами связи. Я взглянула на компьютер аппарата, который показывал время, а также температуру, давление и остальные параметры за бортом. С силой вжала кнопку, чтобы выйти на связь.
— Лэйтон, ответь! — гаркнула в шлемофон, но там раздавалось лишь равномерное шипение. — Ливио! Бентон! Где вы?!
Ответом была тишина, которая меня обеспокоила. Судя по координатам бортовой машины, я уже находилась далеко и от остальных рекфлайтеров, и от нашего корабля. Отчаянно вывернула штурвал, сделала высокую дугу, пролетела вниз головой и, совершив оборот, выровняла машину.
Теперь я мчалась обратно. Оставаться без связи было не слишком приятно. А точнее, это худшее, что могло случиться со мной в аду, где падение грозило немедленной смертью.
Почему я сразу не обратила внимание на помехи, а ведь должна была!
Но я же летала на этом рекфлайтере во время прошлой вахты, все работало отлично.
И почему я решила, что проблема в планете? Ведь здесь нет привычных помех, за которые я приняла перебои связи.
Похоже, кто-то постарался испортить передатчик, пока я переодевалась.
К этой проблеме вскоре добавилась другая — уровень заряда медленно приближался к критической отметке. А это означало, что в баке мало горючего, и включился эконом-режим. По моим подсчетам, этого количества топлива должно было хватить до корабля. Но и медлить не стоило — плотность нижних слоев атмосферы, состоящей из углекислого газа и аргона, на порядок выше воздуха.
Я летела против ветра, отчего трение было больше, а скорость ниже, соответственно увеличивался и расход топлива. А я еще накрутила пару сотен лишних миль, рассматривая прелести ландшафта, которые теперь представлялись кошмаром. Местом, где я погибну, если кто-нибудь не придет на помощь.
Отбросив пессимистические мысли, глубоко вдохнула. А потом выбрала самый подходящий, на мой взгляд, ближайший участок плато и спикировала на него. Приборы ночного видения работали отлично, они не были энергоемкими. Но и без них с высоты нескольких миль сквозь термоустойчивый прозрачный щит я видела эту безжизненную черно-оранжевую космическую дыру, именуемую Ортонн.
Отдышавшись, вскрыла щиток, за которым находились множественные оксиляционные контуры и диаграммы амплитудных детекторов. Я так и думала: один из них нарушен, и сделано это целенаправленно. Если при малом диапазоне от приемника волн связь еще была, то на большом тут же пропала.
Уотт! Именно его я видела неподалеку от шлюза, еще удивилась, что он там делает. Или же Лестер постарался? Но зачем?!
Неужели можно убить меня за то, что я просто-напросто узнала лишнее? Я не верила в такую подлость. Но что-то нужно было делать, время уходило быстро, как и энергия аппарата, потому что часть ее тратилась на охлаждение корпуса.
Включив подсветку, я погрузилась в устройство ресивера, пытаясь напрямую связать испорченный контур с выходом одного из каскадов. Получилось! Колебания на резонансной частоте перестали быть затухающими и регенерировались. Компьютер объявил, что связь есть, она на минимуме, но это лучше, чем ничего.
— Лестер, фриса тебе в товарищи! — выругалась я. — У меня проблемы!
— Алисс! Где ты?! Че-е-ерт! Сбрось координаты, я лечу к тебе! — раздался едва различимый голос, прерываемый хрипами ресивера. — Что случилось?
— Приемник не работал, а я попала против потока ветра, — говорила, одновременно пересылая полученные бортовым компьютером координаты. — Сейчас лечу к тебе. Только боюсь, связь снова прервется.
Как сглазила. Амплитуда волн на графике вдруг уменьшилась, а потом и вовсе свелась к нулю. Но теперь Лестер предупрежден о том, что у меня проблемы. Судя по его голосу, он действительно был не в курсе причин их возникновения. Значит, не он.
Ладно, черт с ним! Добраться бы до корабля, а там разберусь, кто решил меня подставить. Я отрегулировала показатели, откинулась на спинку, расслабила мышцы. Как назло, заныл живот — результат моего нервного состояния.
Я едва сдерживала себя, чтобы не разрыдаться, но понимала, что слезами горю не поможешь. Время уходило, а я до последнего надеялась, что вот-вот в этой мгле появятся сигнальные огни аппарата Лестера. Ему понадобится еще полчаса, если он не повторит мою ошибку с потоками. А ветер как раз усиливался. И не просто ветер.
С ужасом я смотрела на метеопоказатели, понимая, что сейчас снаружи начнется геенна огненная — дождь заряженных частиц, электрический ад, который за секунды поднимет температуру до нескольких тысяч градусов. Времени на раздумья не было. Нужно срочно убираться с этого плато. Облака надвигались сверху тяжелой массой, а между ними вдруг сверкнула огромная ярко-синяя молния — подобной я не видела никогда.
Выжав ногами акселерационные педали, надавила на штурвал и, подхваченная сильным порывом ветра, спикировала с горы. Ветер нес меня в противоположную от корабля сторону. Рекфлайтер раскручивало по спирали, и я уже не понимала, где небо, а где оранжевая река огня. Но до последнего пыталась выровнять машину, чтобы видеть, что происходит.
Когда мне удалось это сделать, я сообразила, что пролетаю над огромным извилистым каньоном — разломом коры. Меня занесло в сторону от сектора, который мы снимали, и я не могла понять, как вернуться обратно.
Здесь уже не было действующих вулканов, лишь черная бесконечность; в световом фильтре она казалась мне спасением после того кошмара, из которого я только что вырвалась.
Сигнал о том, что энергия на исходе, заставил вздрогнуть. Нужно спускаться вниз, пока еще есть хоть какой-то резерв и мизерный шанс на спасение. Получив данные с камер, динамик компьютера снова пискнул, говоря о том, что внизу обнаружено скопление металла. Неужели это и есть то, ради чего нас принесло на эту долбаную планету?
Я не поверила, сделала второй круг, пытаясь определить точное местоположение объекта. Но мой аппарат решил выкинуть последний фортель. В этот момент в нем закончился заряд, и он пошел вниз под приличным углом. Я не успела опомниться, как врезалась в скалу. Удар оглушил, я ненадолго отключилась, ушла в липкую тьму бессознательного состояния.
Очнулась от завывания ветра. Мне казалось, что я на Асгарде, и не было никакого полета, планеты из кошмаров, Лейтона и всех прочих неприятностей. Но, открыв глаза, сразу вспомнила, что случилось. С трудом отворила дверь летательного аппарата и вышла на пологую поверхность скалы. А потом подсветила встроенным в рукав скафандра фонариком, осмотрела машину и поняла — она больше никогда не взлетит.
Мой гермокостюм выдерживал высокую температуру, как и давление, которое было в несколько раз больше нормы — будто я находилась в толще воды. Но все же он компенсировал дискомфорт. И я сделала пару шагов, сообразив, что сама гравитация здесь меньше нормы, но скафандр не выдержит долгой нагрузки, да и воздуха в баллонах на пару часов.
