На подворье Вяленого Улле стоял какой-то типчик в косматой меховой пелерине и островерхой шапке с отворотами, заслоняющими уши и затылок. Видимо, из-за этого он и не услышал хруст снега на крыше и не обратил внимания на небольшие лавины, что сыпались под стену. Драккайнен, почти не раздумывая, бросил нож на подворье и одновременно прыгнул стоящему на спину. Удар буквально вбил охранника в землю. Вуко, амортизируя падение переворотом через плечо, услышал жутковатый деревянный стук, с которым череп того ударило в камень. Сам он, перекатываясь по заснеженным камням, врубился спиной в колодец: болезненно, но, похоже, без ущерба. Вскочил, подхватывая с земли нож и раскручивая цепь, обернутую вокруг пояса, но не было необходимости. Человек лежал лицом вниз на камнях в расширяющемся коричневом пятне на снегу, пальцы одной руки механически подрагивали, будто каждый из них жил собственной жизнью. Когда разведчик дохромал до него, стражник либо умер, либо впал в кому. Из ушей его текла кровь, а лицо выглядело как раздавленная бумажная маска. Драккайнен нервно оглянулся и прижался спиной к стене, но в доме стояла тишина. Шум на дворе никого не заинтересовал. Он подхватил труп под мышки и втянул в дровяной сарай, а потом достал немного снега с крыши и навеса над колодцем и замаскировал пятна крови на камне двора.
Когда он вытер снегом лицо сбитому человеку, оказалось, что это не Багрянец. У мужчины тоже было плоское лицо с небольшим, крючковатым носом, но кожа – гладкой и без шрамов. Он также был коротко пострижен, почти обрит. Не носил амулетов, документов или чего-то характерного. Вуко конфисковал тяжелый, напоминающий кукри тесак, с клинком, топорщащимся по бокам совершенно бессмысленными дополнительными отростками, ровными или кривыми, как крюки. Критично осмотрел оружие и отложил его в сторону. У мужчины был еще тайник на кожаном поясе, где находился инструмент, состоящий из обернутой кожей короткой рукояти, снабженной полукруглым клинком, размещенным сбоку, как миниатюрный топор. Может, это был скребок для шкур, нож для обрезания сигар, бритва – а может, какой-то убийственный кастет. Драккайнен решил пока что использовать предмет именно таким образом, пока не случится возможность обрезать сигары. Взял у несчастного еще и пояс, потому что собственный у него забрали, а еще меховой плащ с высоким воротником и поднял с подворья островерхую ушанку. Запихнул труп в угол дровяного сарая и опрокинул на него поленницу нарубленных дров, сложенную под стеною. Шуму вышло много, но это тоже никого не тронуло.
Он открыл дверь в подклети и вскользнул во мрак дома и тяжелый смрад странных благовоний, висящий в душном воздухе.
Он шел, куда придется, – Вуко никогда здесь не был. Но дома, выстроенные согласно предписаниям таинственной Песни Людей, внутри отличались между собой, помещения имели разное расположение, в зависимости от образа жизни владельца. Драккайнен двигался спиной к стене, с зубастым кукри в опущенной руке и со свисающей лампой на цепи в другой. Однако дом казался пустым. Каждые несколько шагов он останавливался, но слышал только собственное дыхание. В доме стояла тишина.
Заглянул в какие-то двери, осторожно приоткрывая их, но увидел только окованные сундуки и деревянное ложе, накрытое мехами, – похоже, неиспользуемое.
Дом был старым, мрачным, разделенным бревенчатыми стенами, как лабиринт, что хуже – доски под ногами скрипели. Вуко ставил стопы, как мог осторожно, на края досок, скользя между теней и мрачных уголков почти бесшумно, но ужасно медленно, прислушиваясь каждые несколько шагов.
Следующим помещением была кухня, временно превращенная, кажется, в бойню. Каменный пол и солидный, сколоченный из толстых досок, стол были забрызганы кровью, тут лежали пропитанные алым тряпки, казан с горячей еще водой, куча порванных тряпок, маленький узкий нож с костяной рукоятью, загнутая игла, оловянный кубок и небольшая металлическая бутылочка, покрытая гравированным орнаментом.
За столом сидел, упертый в стену, сломанный напополам большой сверток с пятнами крови, оплетенный ремнями и окутанный льняным полотном.
Драккайнен подошел и, чувствуя, что сердце его выскакивает из груди, разрезал ремень и медленно раздвинул полотно.
Увидел чужое плоское лицо, вытаращенные ореховые глаза, подведенные снизу полумесяцем белков, и раскрытый рот, полный мелких зубов, рыжих от крови.
На лбу мужчины кто-то начертил пальцем, смазанным кровью, круг и пересек его вертикальной линией.
Он осторожно осмотрел стол, разбросанные вокруг медицинские инструменты, стараясь не влезть в кровь, и зафиксировал: то, что он видит, это следы не пыток или убийства, но – поспешного осмотра ран. Как минимум три человека подлатывали себя тут на скорую руку, оставляя вокруг множество нервных следов, а одного, раненного тяжелее прочих, спасти не удалось, остальные наложили друг другу повязки, используя отвратительно и подозрительно пахнущие какими-то сложными алкалоидами растворы из кубка, и поспешно вышли. Остался только завернутый в тряпки труп.
Все произошло, может, минут десять назад.
Он выскользнул из кухни с ужасным ощущением, что впал в проклятую петлю, в которой он разминулся с остальными, и теперь блуждает на ощупь в тумане, встречая на своей дороге только пустые помещения, в то время как главное происходит где-то в другом месте и без его участия. Ситуация становилась все хуже, все сложнее и абсурдней.
В доме царила тишина, но в какой-то миг до Драккайнена донесся далекий, приглушенный звук, совершенно не понятный. Кто-то застонал? Крикнул, но издалека? Кто-то кого-то окликнул на улице?
Ему самому захотелось кого-нибудь окликнуть. Хоть кого-то.
Следующие двери, точно такие же, как и остальные, снабжены были железной скобой, прибитой солидными кузнечными гвоздями, и закрыты железным штифтом, воткнутым в ушко. Скоба внутри дома?
Он осторожно вынул штифт, а потом толкнул дверь кончиком меча. Чуть не задохнулся от тяжелой духоты благовоний, аммониака, грязных человеческих тел и застоявшегося воздуха. В коридоре было темно, но в помещении еще темнее. В полумраке он заметил сплетенных друг с другом людей, лежащих на сенниках. Несколько мужчин, две женщины, старая и молодая, прижавшиеся друг к другу, несколько детей разного возраста. Сплетенные в один клубок, полуживые и неподвижные. Внутри на полу стояла металлическая посудина, из которой тонкой струйкой сочился дым. Проникал наружу сквозь отверстия в крышке и наполнял комнату синим туманом до самого потолка.
Драккайнен заслонил лицо рукавом и вошел, следя, чтоб стена оставалась за спиной.
– Добрый тебе день, Улле, – пробормотал.
Купца сложно было узнать. Бледный, изможденный, со всклокоченной бородой, он раскачивался в куче грязных мехов, губы его были покрыты струпьями, а глаза – бледны и бессознательны. Были на нем короткие штаны и рубаха, что-то вроде теплого белья или пижамы из когда-то благородных тканей, вышитых, но превратившихся в испятнанные и порванные лохмотья в желтоватых затеках.
Драккайнен беспокойно выглянул в коридор, но дом казался совершенно пустым.
