Вуко перехватил серп в другую руку, выхватил нож и метнул в противника Последнего Слова, уклонился от широкого удара шипастого, рубанул его в ахиллово сухожилие, повалив на землю, а пока тот падал – распорол ему бок. Варфнир проткнул своего противника, оттолкнул его пинком, освобождая клинок, а потом наискось рубанул ему по шее и прыгнул на того, с которым все еще морочился Грюнальди.
Тем временем ангел подтянул ноги и встал, помогая себе крыльями; сваленный Варфниром тоже собрался и воздвигся в вертикаль, хватаясь за стену; шипастый начал подниматься, игнорируя разрубленные ребра, широкую рану на боку, из которой торчали клочья легкого, и беспомощную уже ногу.
– Худо дело, – заявил Вуко. – Покажи мне песни.
– Ничего нет, – простонала перепуганная Цифраль. – У них это внутри! Заперто в организме!
– Заперто, да? Просканируй-ка вон ту кровь!
– Есть! – пискнула она. – И немало.
Драккайнен развернулся и отклонился назад, избегая косого удара, а потом пинком сломал шипастому колено и рубанул в запястье, по сухожилиям. А потом отбросил серп, присел и обеими руками собрал дымящуюся кровь из лужи и снег, превращенный в рыжую грязь.
– Perkele lamitaa! – рявкнул Вуко и выбросил руки в сторону противника, держа перед глазами картинку частичек воды, рвущихся связей и весьма реактивных атомов водорода, соединяющихся в частицы, в окружении газообразного кислорода, насыщенного энергией.
Вспыхнуло, шипастый свалился с горящим лицом, из его раны на боку рванул огонь. Драккайнен обернулся к остальным, и в каждой руке он держал танцующее, рвущееся пламя.
– Ну, давайте, уроды, – сказал. – Make my day,
[10] панки.
Грохнуло. Из руки его ударила струя огня. Один из Отверженных превратился в факел, он бился на брусчатке и горел, ангел прокатился по стене, издавая испуганный визг и пытаясь погасить пламя, бьющее из его ран, как из сопел реактивного самолета. Безрезультатно. Каждая капля крови сразу же взрывалась газолином и поджигала следующую.
Оленеподобный рванул в сторону выхода из улочки как болид. Варфнир и Грюнальди одновременно уступили ему дорогу и рубанули по ногам, а потом, все так же одновременно, пробили грудную клетку и, ухватив за рога, приволокли к Драккайнену и бросили у его стоп. Он склонился и зачерпнул побольше снега с кровью.
– Жри! Kusipaa!
А потом развернулся, тяжело дыша, и взглянул на паренька, который так и не отложил свой посох, но смотрел на них широко открытыми глазами.
Вуко стряхнул голубые огоньки с пальцев, вытер ладонь чистым снегом и нашел свой нож.
– Ты пел, парень. Hablas espańol, muchacho?
[11]
Юноша сморщил брови, но ничего не ответил, как не стал и опускать посох, держа тот обеими руками, свободно, одними большими пальцами, а под мышкой у него посверкивал клинок. Он перескакивал по ним взглядом, глядя примерно в центр корпуса.
– Откуда ты знаешь эту песенку? – спросил Вуко. А потом, напрягая память и разум, спросил еще раз, на топорном амитрайском.
– Это молитва, отгоняющая демонов и усыпляющая Скорбную Госпожу. Быть может, ты был в ее долине? – ответил парень на том же языке.
– Я плохо говорю по-амитрайски, – тщательно выговорил Драккайнен. – Знаешь язык мореходов? Откуда взял песенку? Страшно важно.
Юноша чуть распрямился и поднял копье, очень медленно воткнул его в брусчатку и повторил то же самое на языке Побережья Парусов.
– Я и не знал, что ты так любишь музыку, – просопел Грюнальди, а потом снял свою кожаную шапочку и вытер вспотевший лоб.
– Парень, кто такая Скорбная Госпожа? Ты ее видел?
Он кивнул.
– Раз видел. Что у тебя с ней общего? Ты тоже Песенник? Ты сжег Отвергнутых Древом.
– Я прибыл забрать ее домой. Ее и нескольких других.
– Забрать домой? Куда?
– Далеко, – ответил Драккайнен, не пойми отчего понявший вдруг, что происходит нечто небывало важное. – В страну, которая лежит очень далеко отсюда. Туда, откуда они пришли. Знаешь, где она находится? Сумел бы меня туда провести?
Парень выпустил посох, а потом сполз по стене и замер так, скорченный.
– Ты упал вместе со звездой? – спросил он с усилием. – С огненной звездой, слетевшей по небу в конце лета в прошлом году? На побережье?
Драккайнен сглотнул слюну.
– Да. Я упал со звездой Отчего ты плачешь?
– Я одолел очень далекую дорогу, чтобы с тобой встретиться, – глухо обронил парень. – Многие погибли, чтобы я сюда добрался. Я Носитель Судьбы, и полагаю, у меня есть что тебе сказать. От этого зависит судьба неисчислимого количества людей. Да, я знаю, как попасть в ее долину и проведу тебя туда, но сперва ты должен выслушать все, что я хочу тебе рассказать, а это может оказаться долгой историей.
– Полагаю, что у нас есть немного времени, – осторожно сказал Драккайнен. – Пойдем с нами. Ты должен выкупаться, поесть и успокоиться. Там, где мы живем, безопасно, а ты поселишься вместе с нами.
– Кто это? – спросила Сильфана.
– Не знаю. Но мне кажется, то, что знает этот парень, – важнейшие вести в мире. Он идет с нами и даже волос не может упасть с его головы, пусть бы на нас бросились все безумцы в Кавернах.
– Я тут довольно долго живу, – сказал парень и поднял с земли свою каску. – И умею пройти по этому району. Не нужно обо мне волноваться. Меня зовут Филар, сын Копейщика. Здесь называют меня Фьялар Каменный Огонь.
– Нужно. Ты ценный, – сказал Драккайнен твердо.
– Там, где я живу, у меня есть вещи. Я хочу их забрать, а потом охотно пойду с вами.
Они вошли вместе с ним в дом, где в довольно большом, освещенном газом зале, поделенном перегородками на клетушки, Филар нашел свою, с плетеным матом на полу и не то корзиной, не то рюкзаком. Они молча смотрели, пока он упаковывался методичными, экономными движениями, и только Сильфана помогла ему, свертывая мат и снимая сушащуюся на веревке одежду. Последнее, что он упаковал, – железный шар размером с крупную сливу. Юноша тщательно завернул его и положил наверх, под крышку.
* * *
Парень прекрасно понимает, что такое ванна, вентили тоже его не смущают. Спалле спускается вниз, в место, которое сложно назвать как-то по-другому, чем «рецепция», и заказывает ужин. Проносят тот через полчаса, но Филар все еще сидит в ванной и оттуда слышен плеск воды: похоже, что в Кавернах у него не было частого доступа к такой роскоши. Может, стоит добавить, что он едва ушел живым, а подобный опыт отчего-то изматывает человека.
