В предпраздничную пятницу у моих родителей было принято сидеть со стаканами скотча и смотреть, как я открываю груду подарков. В субботу они сваливали из дома. Моя мать родом из еврейской семьи; какое оправдание находил для себя отец, я до сих пор не знаю. Они всегда справляли Рождество вдвоем. Сам я, пока мне не исполнилось девять, справлял его вместе с прислугой. Потом нянечке, которую моя мать наняла после того, как уволила миссис Козматку, пришла в голову идея украшений для рождественской елки. Даже не помню, как звали эту женщину, – она проработала у нас всего несколько месяцев, ввиду определенных умственных отклонений, которые вскорости стали очевидными.
В тот год, перед тем как отправиться в неведомые края, мои родители выдали ей набитый деньгами конверт, чтобы она прошлась со мной по магазинам. Рождественским утром, спустившись в гостиную, я обнаружил, что она развесила все купюры на елке. Не дожидаясь, пока проснется кто-либо из моих надсмотрщиков, я посрывал бумажки, поспешно набил ими карманы и скрылся в лесу. Мне не хотелось вваливаться к Кэт и ее матери без предупреждения, но и оставаться вдалеке от них я тоже не мог. Я околачивался перед домом, пока Кэт в пижаме не вышла на крыльцо.
– Почему ты так долго? – спросила она, зевая. – Я с шести часов на ногах. Может, все-таки зайдешь в дом?
Мне запомнился пол, заваленный обрывками оберточной бумаги. Линда была в ночной рубашке. Они с Кэт пили растворимое какао, которое продавалось в маленьких бумажных пакетиках. От чашки Линды пахло шоколадом и бурбоном.
– Вот, возьми, – сказала Кэт, суя что-то мне в руки.
Сверток был необычной формы, и было видно, что запаковать его стоило ей некоторых усилий. Я разорвал бумагу. Внутри была самодельная рогатка. Подняв голову, я увидел, что Кэт засовывает босые ноги в ботинки.
– Пойдем, я покажу тебе, как с ней обращаться.
– Погоди секунду. – Засунув руку в карман, я вытащил оттуда комок банкнот. – Это тебе. Прости, что не успел их завернуть.
После этого я проводил все праздники у них. На каждое Рождество Кэт дарила мне что-нибудь сделанное своими руками, а я отдавал ей пачку денег, которые оставляли мне родители. Мне всегда казалось, что при этом обмене я остаюсь в выигрыше. Как-то раз, в тот год, когда мне исполнилось тринадцать, я пришел к Кэт и не обнаружил под елкой своего подарка.
– Он снаружи, – сказала Кэт, открывая дверь и маня меня пальцем. – Пойдем. Я покажу тебе.
Отойдя от дома подальше, она остановилась. Я не видел вокруг ничего такого, что можно было бы счесть подарком. И тогда она обняла меня за шею и поцеловала. В этот момент я понял, что безумно любил ее все эти годы.
На короткое, но восхитительное мгновение я подумал, что между нами все решено. Однако ничего нового не происходило. Следующие две недели я напряженно ждал какого-то намека на продолжение, но его не было. Словно бы мир перезагрузился, и мы снова оказались в той точке, откуда начали.
С тех пор я больше ни разу не целовал Кэт.
Разумеется, все, кто нас видел, считали нас парочкой. Или, может быть, принимая в расчет мою «кишку», предполагали, что это не так, но что я хочу большего. Чего никто из них не мог понять – это что между нами не было ничего большего. Кэт была моим лучшим другом, я был ее лучшим другом – и это все. Может быть, я и любил ее, однако на этом слишком многое можно было потерять.
Поцелуй за мусорным баком навел меня на мысль, что, может быть – может быть, – все это время она тоже меня любила.
Земля у нас под ногами
Едва минуло десять, и вечеринка в самом разгаре. В пустых оконных проемах пляшет свет карманных фонариков. Я до сих пор толком не знаю, что здесь делаю. Если Кэт меня обнаружит, то капитально разозлится. Тем не менее я должен выяснить, почему она решила использовать городских подонков в качестве прикрытия. И во имя собственного душевного равновесия – понять, насколько глубоко в подполье она ушла.
Возле здания припарковано несколько автомобилей; по всей видимости, на втором этаже находится больше полудюжины человек. Я набираю полную грудь воздуха и делаю длинный выдох. Пора отправляться внутрь.
За прошлые годы мы с Кэт множество раз исследовали рассыпающееся кирпичное здание, так что я без труда проникаю внутрь незамеченным и отыскиваю лестницу. По пути на третий этаж я прибегаю к хитрости, которой научила меня Кэт: останавливаюсь и рассыпаю на ступенях пригоршню сухих веточек, подобранных на одной из площадок лестницы. Теперь, если кто-нибудь попрется сюда следом за мной, я услышу хруст. Я знаю, что это излишняя мера предосторожности – на третий этаж «Элмерса» никто никогда не поднимался. Ходят слухи, что много лет назад там наверху обнаружили мертвое тело. Не знаю, правда это или просто городская легенда, но в любом случае благоразумный человек предпочтет держаться подальше от третьего этажа. Это попросту небезопасно. Половицы под моими ногами угрожающе скрипят, а в полу полно дыр, которые после наступления темноты сложно разглядеть.
Не торопясь, я осторожно пробираюсь к одному из таких отверстий и опускаюсь возле него на колени. Дыра достаточно велика, чтобы предоставить мне хороший обзор того, что делается внизу. Первым делом я замечаю одного из Всадников – психопата. Его зовут Брайан, он живет через несколько домов от меня. Их семья поселилась там, когда мы оба были в четвертом классе, и Брайан начал наше знакомство с того, что выдавил кишки из живой жабы. С тех пор его личные качества не претерпели значительного улучшения. Мне всегда казалось, что к настоящему времени он должен бы сидеть в тюрьме, однако он капитан школьной команды по лакроссу, что делает его неуязвимым в наших краях. Они что-то курят с Уэстом (наркоманом) – скорее всего, травку, хотя вряд ли теперь это излюбленная отрава Уэста. Со времени поступления в школу он потерял около сорока фунтов и сейчас выглядит так, словно не ел несколько месяцев.
Я перебираюсь к другой дыре, через которую вижу Джексона (мистер Хламидия), обжимающегося с какой-то незнакомой мне девчонкой. Глупышка наверняка из другого города; в Брокенхерсте все в курсе, что он заразный. Затем я замечаю Кэт: она сидит в пыльном углу, прижав колени к груди и обхватив ладонями пластмассовый стаканчик с каким-то пойлом. Марлоу, конечно же, рядом с ней, вкручивает ей что-то на ухо, хотя не думаю, что Кэт его слушает. Ее взгляд устремлен куда-то вдаль – туда, где она хотела бы сейчас оказаться.
Может быть, она вернулась в OW, в ту ледяную пещеру? Исполинского аватара больше нет, мы снова вдвоем в нашем собственном мире… На секунду я, расслабившись, позволяю себе представить, что я могу быть в ее мыслях – так же, как она всегда находится в моих.
Сухой хруст возвращает меня к действительности. Кто-то поднимается по лестнице, и он только что наступил на одну из оставленных мной веточек. На мгновение шаги замирают, потом звук раздается снова, однако этого времени хватает, чтобы я успел скрыться в тени напротив входа. Я оказываюсь в нише, о существовании которой не подозревал. Здесь мало что видно, но под моими ногами что-то мягкое. Я наклоняюсь и ощупываю поверхность – чертовски похоже на пуховый спальник. Возможно, кто-то рассчитывал, что сегодня вечером ему повезет.
