— Чем мотивировал? — поинтересовался Сильвестр.
Босс сидел в своем кабинете, обложенный коробками с
фильмами, и, вместо того чтобы заканчивать рецензию, рисовал на бумажке
какие-то закорючки.
— Сказал, что должен срочно уехать по семейным делам. И
даже объяснил. Двоюродная сестра, говорит, строит дом в Псковской области, он
обещал помочь. Сначала мне показалось, что я его все-таки дожму. Но стоило
спросить о той фотографии, как все изменилось. Он стал вилять, путаться,
отговариваться, как школьник, который диктант прогулял. Заявил, что понятия не
имеет ни о какой футболке, что у них с Мережкиным ничего похожего нет. И про
пустыню и пикник вспомнить не может.
— Так-так, — сказал Сильвестр, отодвинув свое
творение в сторону. — Это становится интересным. Хорошо, что мы забрали
вещь с собой. Надеюсь, она герметично запакована.
— Тетя Вера хотела ее постирать, — сообщила
Майя. — Я ей не дала.
— Кстати, где она?
— Я убрала ее в ящик на балконе.
— Я имею в виду — где тетя Вера?
— Спит. С утра ходила по магазинам, умаялась.
— Так это она издает вот эти самые стоны? Как будто
мучают мышь?
Майя ухмыльнулась и примирительно заметила:
— Да, она похрапывает. Ничего удивительного, если
учесть, сколько раз ей приходилось ночевать на скамейках в зале ожидания.
Сильвестр неопределенно шевельнул бровью и бросил ручку на
стол, позабыв про творчество:
— А что Мережкин? Тоже ушел в несознанку?
— Собирался уйти, — ответила Майя небрежным тоном.
Этим тоном она обычно маскировала то, что довольна собой до
невозможности. — Сразу сказал, что у него болит нога и он не может
перемещаться. Я ответила, что раз гора не идет к Магомету… Дескать, мы приедем
тогда-то и тогда-то — и точка.
— А тогда-то и тогда-то — это когда? — тотчас
поинтересовался Сильвестр.
— Это сегодня. Вы же не хотели тянуть!
Тянуть Сильвестр точно не хотел и потому со вздохом поднялся
на ноги. Встрепанная тетя Вера с тревожной красной щекой, которой она
прикладывалась к обивке кресла, узнав о последних событиях, намылилась ехать с
ними.
— Мало ли что, — приговаривала она, извлекая из
пакета синий немнущийся костюм и прикладывая его к себе, словно не знала точно,
подходит ли он по размеру. — Витечка грубиян. Но при мне он вряд ли
осмелится вести себя скверно.
У нее были замашки провинциальной учительницы, верившей в
хорошие манеры, и целеустремленность добермана. Сильвестр понятия не имел,
хорошо или плохо, что тетя Вера едет с ними. Впрочем, отговаривать ее все равно
было бессмысленно.
Когда их маленькая процессия вышла на лестничную площадку,
возглавлявший ее Сильвестр неожиданно остановился. Женщины, выглянув из-за его
спины, замерли в немом изумлении. Вся лестничная площадка оказалась завалена
мешками с мусором. Мешков было не меньше десятка, они стояли вдоль стен прямо
до самого лифта, и из каждого высыпались на пол объедки, смятые комки бумаги и
вытекала вонючая жижа. Вероятно, Чепукин делал генеральную уборку. Или копил
мешки у себя в квартире, а потом разом выставил под ноги соседям.
На стене, прилепленный комком жевательной резинки, висел
самодельный плакат: «За Чепукиным мусор не выносить! Пусть он задохнется».
— Вот это да! — воскликнула Вера
Витальевна. — Кто такой этот Чепукин? Местный Чубайс? Объект
неконтролируемой народной ненависти?
— О, да! — согласилась Майя. — Поганец мстит
всем окружающим за то, что они продолжают спокойно жить, хотя в стране
установился преступный режим. Все время что-то выдумывает в отместку
действующему правительству. Вот теперь мусор перестал за собой выносить.
Разговаривая, они не двигались с места, потому что пройти к
лифту казалось проблематичным.
— Я б его убила, — покачала головой Вера
Витальевна.
— Ха. Да его бы все убили, — усмехнулся
Сильвестр. — Если бы смогли из квартиры выманить. Он, видите ли, в
последнее время оттуда вовсе не выходит. Не знаю, как он добывает себе
пропитание. Вероятно, умудряется улучить время и сбегать в круглосуточный
супермаркет перед восходом солнца, когда все нормальные люди спят.
В этот момент на лестнице послышались голоса, они
стремительно приближались, и вот снизу наконец появилась большая группа людей,
вооруженных чем попало.
— Ого, — сказала Майя. — Кажется, Чепукину
пришел капут.
Рассерженные жильцы, держа в руках кто лыжную палку, кто
поварешку, кто отвертку, все как один с грозными лицами, отодвигая пакеты ногами,
двинулись на квартиру мятежного пенсионера.
— Он обнаглел окончательно, — не здороваясь,
объяснила Сильвестру и его спутницам разъяренная жиличка со второго
этажа. — Бросает из окна гнилую картошку в голубей! Кричит, что они
засоряют окружающую среду и ему на его шестом этаже дышать нечем! Попал в
маленького ребенка и, когда на него стали орать, сразу убежал.
— А у меня, — сообщил краснолицый дядька с бычьей
шеей по фамилии Бабанов, — старушка-теща сидит на балконе, бедняжка
двигаться не может. Так эта сволочь Чепукин спускает на веревке куриную
косточку и начинает трясти у нее перед носом. И заливисто при этом ржет. Разве
не сволочь?
— Сволочь, — согласился нестройный хор.
— А поскольку он на разговор не идет и дверь не
отпирает, мы решили эту дверь взломать, — закончила эксцентричная
Алевтина, которая повсюду ходила со своей собачкой Джинервой. На голове у
Джинервы был бант, и она смотрела на мир кровожадными маленькими глазками, как
будто постоянно приценивалась, кого бы ей тяпнуть.
Завидев Алевтину с собачкой, Сильвестр досадливо крякнул,
бросился обратно к своей квартире с ключом наперевес и скрылся внутри.
— Э-э-э… Вы здесь надолго? — спросила Майя, с
тоской оглядывая толпу. Джинерва противно тявкнула.
— Как только выкурим эту сволочь!
— Вы серьезно собираетесь взламывать дверь? —
удивленно спросила Вера Витальевна.
Вид у нее в немнущемся синем костюме и туфлях-лодочках был
таким официальным и представительным, что все посмотрели на нее с опаской.
— Конечно, собираемся! — ответил за всех мощный
Бабанов и выпятил нижнюю губу. — Добровольно он не откроет!
— Если он хотя бы на цепочку дверь отпер, —
мечтательно заявила Алевтина, — мы бы сразу ее заблокировали. Просунули бы
в щель что-нибудь…
— Вы его линчевать надумали? — продолжала допытываться
Вера Витальевна.
— Да ну что вы! — возмутилась маленькая старушка,
одетая в длинное цветастое платье и матерчатые шлепанцы. — Мы хотим
вступить в переговоры. Но ведь он не желает же слушать!
— Вот мы его силой решили заставить. Пусть милицию
вызывает, мы его той милиции и сдадим…
