Половцев появился через несколько минут во вполне приличном
тренировочном костюме. Мокрые волосы зачесаны назад, взгляд осмысленный.
— Что случилось, господа? — спросил он
аристократическим тоном. — Царь убит, правительство пало? — И уже
нормальным голосом уточнил: — Какого черта вы приперлись среди ночи?
Майя показала ему глазами на чашку, он, кивнув в знак
благодарности, проглотил кофе и крякнул. Потом повернулся к Сильвестру и
спросил, как недавно Веру Витальевну:
— Ну?
— Майя получила от вас письмо, которое ее
расстроило, — объяснил Сильвестр, все это время пытавшийся понять, в чем
соль записки, которую они принесли с собой.
— Письмо? От меня? — изумился Стас.
Вообще-то он кое-что помнил. И приход маленькой настырной
женщины, и почтовый набор, и бумагу с завитушками… Он что-то такое писал, без
сомнения. Кажется, любовное письмо. Блин! Любовное письмо.
— Я действительно писал, — сказал он мрачно, кося
на Майю налившимся кровью глазом. — Только не вам, а ей. Вот с ней я и
буду разговаривать.
— Ладно, — легко согласился Сильвестр, хмыкнув. —
Я в комнату пойду, телевизор посмотрю.
— И включите его погромче, — посоветовал Стас.
Майя стояла ни жива ни мертва. Она понятия не имела, что
происходит. Записка лежала у нее в кармане, и там было по-русски написано, что
нужно прийти немедленно, чтобы поговорить о витаминах. Чего в этом такого
секретного? И почему — приходите скорее?
Стас не помнил о том, как он сформулировал свои мысли,
полагая, что написал все, о чем размышлял — о любви, женитьбе, страстных
поцелуях, яичнице. Он готов был даже пообещать бросить пить, если Майя
согласится разделить с ним жизнь. Или он не писал так подробно, а только
намекнул?
Собравшись с силами, он посмотрел девушке в глаза и увидел,
что она смущена. Это его немного приободрило.
— В общем, конечно, нужно было сказать это
устно, — промямлил он, не представляя, как выкарабкаться из сложившейся
ситуации. Попадись ему эта тетка, он бы ее… — Хотелось бы узнать ваше
мнение. Об этом.
— О чем? — тотчас спросила она.
— Ну… О том, что я написал.
— Но я не очень хорошо в этом разбираюсь, —
призналась Майя, имея в виду те самые витамины, о которых он приглашал ее
поговорить.
— Так это просто замечательно! — одобрил
Стас. — Но решение-то принять вы можете, правда?
— Сейчас этого добра так много, что просто глаза
разбегаются, — продолжала Майя, силясь понять, зачем он прогнал
Сильвестра.
Стас озадачился. «Какого добра? — подумал он. —
Мужиков, предлагающих руку и сердце, что ли?»
— Ну, я ж не кто-нибудь, — сказал он, пробуя
храбриться, хотя на душе было паршиво и щеки начали подозрительно гореть, как в
седьмом классе, когда его изловил директор школы возле женской раздевалки.
— Понятное дело, — согласилась Майя, тоже
почему-то разрумянившись.
Стас вел себя странно, нельзя было не признать. Непохоже,
что у него белая горячка. И он значительно протрезвел после ледяного душа. Майя
знала, что душ был ледяным, потому что уже не в первый раз присутствовала при
«самовытрезвлении» старшего лейтенанта.
— Я посуду умею мыть, — сказал тот. — Пол
могу протереть мыльной тряпкой. Картошку опять же почистить. И курить стану на
балконе. И пить перестану. Ну, сокращу то есть.
Выглядело это так, будто он себя расхваливает, как товар на
ярмарке. Майя смотрела на него во все глаза.
— Это правильно, — осторожно заметила она
наконец. — Пить не надо. Это дело такое — смешаешь то и то, получится
дрянь какая-нибудь.
«Чего смешаешь-то? — подумал Стас. — Женщину с
водкой? Действительно, лучше не смешивать».
— Ну, тогда давайте я вас поцелую, что ли? —
спросил он неловко, не представляя, что нужно делать дальше. Никогда прежде он
не думал, что станет затесываться в женихи таким вот странным способом.
— Вы меня поцелуете? — не поверила Майя. —
Зачем?
— Как — зачем? — неожиданно рассердился Стас. Не
привык он выглядеть дураком. Никогда никому не позволял над собой
смеяться. — Разве мы не пришли к соглашению?
— О витаминах? — на всякий случай уточнила Майя,
решив, что кто-то из них точно сошел с ума.
— О каких витаминах? — удивился старший лейтенант.
— О которых мы должны были срочно поговорить.
Половцев молчал целую минуту. Но, в конце концов, он все же
работал оперативником, хотя в настоящее время и находился слегка не в форме.
Поэтому когда минута прошла, он попросил:
— Дайте-ка мне ту записку, которая привела вас сюда в
столь поздний час. И вообще, не пора ли нам перейти на «ты». А то глупость
какая-то выходит — почти поцеловались, а все «выкаем».
— Ладно, — легко согласилась Майя, которая и сама
об этом давно подумывала. — Разрешаю говорить мне «ты».
И она протянула ему записку. Половцев развернул, прочитал и
неожиданно громко выругался:
— Твою мать!
— Старший лейтенант! — возмутилась Майя, при
которой никогда еще не ругались так нагло и откровенно. — Что это вы себе
позволяете?
— Мы перешли на «ты», — напомнил он, повеселев.
Да, он испытал огромное облегчение, потому что написал вовсе
не то, чего от него ждали. Однако как ни странно, к этому облегчению
примешивалось и разочарование. А что, если бы все получилось? Неужели он
действительно мог бы жениться? Вот на этой самой девице, которая смотрит на
него, как медсестра на больного, самовольно отцепившего от себя «лишние»
трубки.
— Стас, что ты себе позволяешь? — спросила Майя.
Ей было непривычно называть Половцева по имени и на «ты», но ей это
понравилось. Пожалуй, ради такого дела стоило прогуляться ночью по
улице. — И объяснишь ты мне наконец, что за срочность разговаривать про
витамины? И почему ты Сильвестра прогнал?
Половцев, прознав, что он не сделал предложения руки и
сердца, заметно ожил, охамел и снова стал похож сам на себя.
— Хотел тебя поцеловать, — сказал он уже безо
всякой робости. Ибо сейчас это было как бы не всерьез. Он бравировал, а за
бравадой легко спрятать подлинные чувства.
— Ну, ладно, поцелуй, — неожиданно для него
согласилась Майя. — Надеюсь, от тебя не слишком несет перегаром?
Половцев с сияющими глазами подступил к ней, сильной рукой
обнял за талию, как будто собирался вести ее в вальсе, и сказал:
— Если не понравится, стукни меня по голове.
В самую последнюю секунду, когда она подняла к нему лицо и
уже закрыла глаза, сердце Стаса неожиданно рухнуло вниз — так падает с огромной
высоты что-то тяжелое и мощное, для того, чтобы в конце пути разлететься на
мелкие кусочки. Она нравилась ему безумно. И понравилась сразу — в тот самый
миг, когда он ее увидел. Однажды они уже целовались — и тогда он тоже был почти
пьян. Однако воспоминание об этом поцелуе частенько возвращалось и вертелось
внутри, словно умащивающаяся кошка. Теперь уж его никогда не выгнать.
