— И ты думаешь, что я обладаю силой, способной вылечить дерево? — Она наклонилась вперед, пока их глаза не оказались почти на одном уровне. — Кому в действительности служат мудрецы-саны, Кваббо? Твоему народу или Первой расе?
— Кто служит Первой расе, тот служит также и санам, — твердо возразил он.
— Ты называл меня белой шаманкой. Но на самом деле ты имеешь в виду Белую богиню, не так ли? Я должна стать ее наследницей, хранительницей вашего Дерева жизни.
— Ты никогда не пришла бы со мной сюда, если бы я сказал тебе правду.
— Ты мог бы похитить меня, уже тогда, той ночью на руднике.
Он покачал головой.
— Ты должна занять свое место добровольно. Никто не смог бы принудить тебя.
— А теперь, когда я здесь…
— Ты уже заняла свое место в то же самое мгновение, когда вступила в храм.
— Я не сан. Я не подчиняюсь вашим наивным законам.
— В тебе намного больше от санов, чем ты думаешь. После ритуала в пустыне ты являешься одной от нас.
Она внимательно посмотрела на него.
— Но дело не только в этом. Речь ведь идет о другом, или я не права? Я являюсь также…
— Конечно, ты все еще белая. В тебе живут оба народа, так же как во мне соединены сан и представитель Первой расы. Но у тебя есть сила, Сендрин! Ты будешь новой Белой богиней.
Она повернулась и посмотрела назад, на корни. То, что там двигалось, было теперь видно отчетливее. Фигура пробиралась сквозь заросли, медленно приближалась к внешнему краю корневища, — тень, бледный призрак среди корней.
Голос Сендрин прозвучал хрипло:
— Что она скажет на это?
— Она все знает, — приглушенно ответил Кваббо. — Она знала это всегда. Поэтому она звала тебя.
— И пыталась предостеречь меня?
— Это так.
— Так же, как и ее сын. Как и ее любовник.
Кваббо снова кивнул.
— Было нелегко направить Каина на поиски твоего духа в ложном направлении. Я потерял на это много сил.
Высокая стройная женская фигура остановилась за внешними корнями, во мраке ее очертания были расплывчатыми, словно она не имела телесной оболочки.
— Она — Белая богиня с начала времени, — прошептал Кваббо, преисполненный благоговения. — Однако она потеряла силу и не может предотвратить то, что происходит с Деревом жизни. Дерево нуждается в новой хранительнице, в новой Жизни, а Первая раса — в новой Белой богине.
— Каин хотел помешать этому. Он обладает необходимой силой. Поэтому ты ввел его в заблуждение, направив в Ауасберге, к дому Каскаденов. Все разговоры о камнях… Это все ложь. Камни никогда не обладали силой, даже если Селкирк так и считал.
— В них была сила, пока они являлись частью этого храма. Каин должен был знать это, когда шел к ним в первый раз. Бессмысленная попытка. Это всего лишь обычные камни. Их уже никак нельзя использовать. Храм не может больше сдерживать проклятие.
Сендрин указала на фигуру между гигантских корней.
— А она?
— Проклятие скитаний на ней не лежит. Ее проклятие — быть Белой богиней, оставаться здесь всегда, в этом храме, быть хранительницей Дерева жизни.
— Но если я займу ее место…
— У нее больше нет достаточной силы, чтобы быть богиней.
— Что произойдет с нею?
— Кто знает? — Кваббо пожал плечами — жест, который она всегда считала нетипичным для африканцев. — Очевидно, то, что хотел предотвратить Каин. Поэтому он и пытался показать тебе, что ожидает тебя здесь, в храме. Он хотел прогнать тебя — или убить. Поэтому он теперь у Каскаденов.
Она собрала все свои силы, чтобы оставаться спокойной.
— Они все умрут?
— Это природа бури. Змей запутывает сознание людей. Вихрем он выносит их страхи, их ярость наружу. Существует только один путь изгнать эти чувства.
— Они убьют друг друга. Как Селкирк и его семья.
Кваббо не собирался отвечать на этот вопрос. Вместо этого он сказал:
— Не осуждай меня, Сендрин. Я многое потерял, чтобы доставить тебя сюда. Большая часть моей силы исчезла.
Она еще раз посмотрела на неясную фигуру у подножья дерева, затем резко повернулась к Кваббо.
— Сколько у тебя осталось силы, мудрый сан? — Она пристально посмотрела на него и внезапно заметила в его взгляде беспокойство. — Достаточно, чтобы остаться здесь, со мной?
* * *
Адриан пересек первое складское помещение и теперь бежал по чердаку в южное крыло, когда вдруг заметил на другом конце потайную дверь. Здесь, наверху, было очень темно, мощные своды крыши только угадывались над его головой. Из мрака показался открытый переход, и за ним в обрамлении дверной рамы Адриан увидел, как его сестры дрались друг с другом. Рот Саломы разорвал крик, затем она снова бросилась на свою сестру, и обе исчезли из поля зрения Адриана.
Запыхавшись, он добрался до потайной комнаты. Салома и Лукреция, тесно сцепившись, катались по полу. Они барахтались, кричали, снова и снова нанося друг другу удары. На одно мгновение Адриан замер от удивления: повсюду в помещении лежали высокие стопки красноватых камней, покрытых рельефами, проглядывающими сквозь пыль.
Он подскочил к девочкам и попытался их растащить. Сначала Они не обращали на Адриана никакого внимания, но затем одновременно уставились на него. До сих пор он думал, что знает своих маленьких сестер как себя самого, предвидит все поступки, на какие они были способны, понимает их чувства. Поэтому он никак не ожидал увидеть сверкавшую в их глазах ненависть.
Нежное лицо Саломы было искажено гримасой безумия. Она походила на свою мать в приступе ярости. Но не угроза побоев или домашнего ареста читалась в ее взгляде, а желание убить. Лукреция, более страстная спорщица из них двоих, которая иногда также не боялась выступить против Адриана, теперь смотрела на него насмешливо и презрительно. На ее лице застыла дьявольская маска, она слилась с ее собственными чертами. Лукреция оскалила зубы, из ее рта вытекала слюна. Тонкая струйка крови бежала у нее по лбу, так как Салома вырвала клок ее волос.
Попытка Адриана оторвать девочек друг от друга наконец увенчалась успехом. Вместо этого они в молчаливом согласии бросились теперь на своего брата. Прежде чем Адриан успел оказать сопротивление, он уже почувствовал, что ногти Лукреции оставили глубокие борозды у него на щеке.
Салома ударила его сначала по ноге, затем по спине. Он уклонился от второго удара, одновременно пытаясь удерживать на расстоянии Лукрецию. Напрасно он кричал на девочек. Как голодные хищные кошки, они цеплялись за него, щелкали зубами и пытались выцарапать глаза.
Он неловко повернулся и под их натиском упал навзничь. На него тотчас же накинулись обе фурии. Он почувствовал, что у него лопнуло веко, когда Салома с размаха ударила по нему своим маленьким кулачком. Адриан закричал от боли и со всей силы отбросил ее от себя. Девочка отлетела, ударилась затылком о стопку камней и потеряла сознание.
