Валериан хотел перебить ее, но она взмахом руки отвела все его возражения.
— Ты же знаешь, как я тобой горжусь. Тебе ведь известно об этом, правда?
— Да, мама, — тихо сказал Валериан.
— Тогда тебе ясно, как я благодарна тебе за то, что ты держишь нас в курсе самых последних событий. Тем не менее было бы ошибкой тотчас впадать в панику. Наши слуги преданы нам. — Йоханнес при этих словах покорно склонил голову в ее сторону. — И у меня нет ни малейшего сомнения в том, что мы находимся в полной безопасности. — После короткой паузы она добавила: — Как, собственно говоря, тебе удалось приехать сюда? Тебя так просто отпустили?
Валериан растерянно смотрел на свою пустую тарелку, тогда как за ним следили глаза всех присутствующих. Его веки вздрагивали, как тогда, когда он впервые стоял напротив Сендрин.
— Я один от тех, кого откомандировали в пустыню. Я следую в Калахари, уже послезавтра.
— Что ты сказал? — Голос Мадлен заглушил звон посуды: она уронила нож и вилку на тарелку.
Валериан встретил взгляд матери со смешанным чувством упрямства и гордости. Он медленно кивнул, словно бурная реакция Мадлен придала ему новые силы.
— Да, мама. Я уезжаю отсюда по меньшей мере на несколько месяцев.
— Кто принял такое решение? — воскликнула она в запальчивости.
— Губернатор лично. Моя рота переводится в форт на севере Осире.
— Но это же абсурдно! Виндхук важнее, чем какой-то богом забытый форпост в пустыне. Если действительно дело дойдет до восстания, город нуждается в каждом мужчине, которого…
— Мама, пожалуйста! — мягко прервал ее Валериан. — Это решение было принято не просто так. А в Виндхук прибудут новые подразделения, свежие силы из империи.
— Могут пройти недели или месяцы, пока они прибудут.
Валериан отрицательно покачал головой, когда одна из служанок хотела налить ему чая.
— Есть опасение, что восставшие могут неожиданно получить поддержку племен пустыни. Быть может, это — крупный козырь, который припрятан у них в рукаве. Возможно, именно поэтому они ждали так долго. Мы не можем рисковать, поэтому большинство из нас отправляются на восток. Никто не знает, что происходит в Калахари. Сколько туземцев проживают там — только пара сотен или энное количество тысяч? Если нам ударят в спину, через неделю на всем Юго-Западе не останется ни одного белого.
Чернокожая служанка, которая как раз доливала чашку Сендрин, вдруг так сильно задрожала, что кофе пролился и забрызгал скатерть.
— Прошу прощения! Ох, пожалуйста, простите меня! — От волнения она начала заикаться, и на ее глазах тотчас выступили слезы.
Сендрин успокаивающе погладила руку девушки.
— Все в порядке, — проговорила она тихо. — Ничего страшного.
— Как это — ничего страшного! — сорвалась Мадлен. Было очевидно, что она нашла себе жертву, на которой могла выместить свою ярость за перевод Валериана. — Эта скатерть стоит целое состояние. Это возмутительно, из-за глупости этой недотепы она теперь абсолютно испорчена.
Девушка начала плакать.
— Мне очень жаль. Я не хотела.
Внезапно Йоханнес оказался рядом со служанкой и подтолкнул ее к двери. Его губы двигались, словно он что-то шептал, но Сендрин ничего не могла разобрать. Она заметила, что Адриан тоже наблюдает за швейцаром.
После того как девушка удалилась, Йоханнес склонился перед Мадлен.
— Пожалуйста, извините ее за этот инцидент. Такого больше не случится, поверьте мне.
Мадлен неохотно кивнула ему.
— Идите. Мы хотим остаться одни.
Йоханнес снова поклонился и дал знак второй служанке покинуть комнату для завтрака. Сендрин тоже хотела подняться, но Мадлен махнула рукой.
— Вы остаетесь! Вы — белая. Вас это касается так же, как и всех нас. Если действительно будет восстание, с Йоханнесом и девушками ничего не случится. Если им очень повезет, возможно, именно они в будущем станут хозяевами этого дома! Но вам, фрейлейн Мук, и нам предстоят жестокие испытания.
Адриан усмехнулся украдкой.
— Может, Саломе и Лукреции лучше прогуляться? — предложила Сендрин.
Мадлен внимательно посмотрела на девочек и жестко улыбнулась.
— Нет, они достаточно взрослые, чтобы знать обо всем правду, не так ли? В конце концов, не для того ли ваш отец брал вас с собой на рудники?
Близнецы испуганно закивали.
— Итак, — сказала Мадлен и посмотрела в сторону Валериана, — давайте подумаем, что мы можем сделать, чтобы они оставили тебя здесь.
Он резко тряхнул головой.
— Но я хочу туда, мама! Это мой долг.
— Долг! — насмешливо повторила она. — Долг бывает разным. Мы найдем для тебя какой-нибудь другой.
— Нет, об этом не может быть и речи! — Валериан так смело выдержал взгляд Мадлен, что она на какой-то момент почувствовала себя неуверенно. — Послезавтра я уезжаю вместе со всеми, — продолжал он. — Мы будем держать фронт в пустыне, что бы ни произошло.
Сендрин посмотрела на Адриана в твердой уверенности, что он скажет что-нибудь циничное. Но Адриан молчал. Либо ему было сложно достаточно быстро переводить взгляд с одного на другого, чтобы успевать за диалогом, либо — и это показалось ей более вероятным — он уважительно отнесся к желанию Валериана.
Мадлен боролась до последнего, но наконец проговорила:
— Как хочешь. Я надеюсь, ты знаешь обо всех возможных последствиях.
— Возможно, ты права, — согласился он. — Вероятно, все ошибаются и не будет никакого восстания. Тогда через несколько месяцев я вернусь назад и предложу губернатору назначить тебя генералом ввиду твоей дальновидности.
— Ты все насмехаешься, — проворчала она, смирившись.
Тут вмешался Адриан.
— Осире, — задумчиво проговорил он. — Разве это не в Омахеке?
Мадлен и дети внезапно побледнели. Одна Сендрин растерянно переводила взгляд с одного на другого. Она не имела никакого представления, о чем говорил Адриан.
— Валериан, — сказала Мадлен, и ее голос был едва ли громче шепота, — это правда?
Ее сын кивнул.
— В самом сердце Омахеке, — подтвердил он.
— Но там ничто не выживает! — выдохнула Мадлен. — Мятежники не могут находиться там без воды. Никто не сможет напасть оттуда, с тыла.
— Тем лучше, — возразил Валериан, постепенно взяв себя в руки настолько, что его веки перестали нервно вздрагивать.
— Это безумие! — Мадлен схватилась за край стола. — Омахеке — это…
— Ад, — спокойно закончил за нее Валериан. — Так, во всяком случае, считается.
