— Она позаботится о мальчике, — повернулся он к Сендрин. — Не беспокойся больше о нем.
Было так необычно, что он обращался к ней на «ты». Уже на протяжении бог знает скольких месяцев никто этого не делал. Из-за этого она начала ощущать себя старухой.
Сан даже не притронулся к ее плечу, и, тем не менее, она чувствовала силу, исходящую от него. Его народ мог не признавать никаких предводителей, но сразу было видно, что этот мужчина имел большое влияние на соплеменников. Одно лишь то, что разгневанные женщины сразу же удалились к своим очагам, свидетельствовало о силе его слов.
— Иди со мной, — приказал он и указал на хижину, из которой он вышел. Она стояла в нескольких шагах от дороги. Очаг рядом со входом был холодным, пепел уносился ветром.
— Я бы лучше отправилась домой, — ответила Сендрин, пытаясь говорить решительно.
Сан сочувственно улыбнулся. Как у всех мужчин его народа, морщинистое лицо не выдавало его возраста. Другое дело, тело: оно было жилистым, обтянутым потемневшей кожей. Сендрин предположила, что он был не старше сорока лет.
— Я сказал женщинам, что расспрошу тебя о ребенке, — пояснил он. — Если ты захочешь уйти, они подумают, что ты убегаешь от меня. Они задержат тебя.
Она старалась выдержать взгляд его колючих глаз.
— Ты был в моей комнате.
— Мы поговорим, — сказал он твердо, — но не здесь, на улице, — и он снова указал на хижину.
Сендрин неуверенно оглянулась по сторонам. Женщины снова сидели перед своими хижинами, но все напряженно наблюдали за ней.
— Ты не причинишь мне зла?
Он издал кудахтающий смех.
— Почему я должен причинить тебе зло? Кроме того, посмотри на себя. Ты гораздо крупнее, чем я.
— Рост не имеет в этой стране никакого значения.
— Это ты все же усвоила.
Это прозвучало так, словно он знал о ней намного больше, чем ей этого хотелось. Но был ли у нее другой выбор, кроме как пойти с ним? Враждебные взгляды женщин не оставляли никаких сомнений в том, что для нее было бы лучшим повиноваться сану.
— Я пойду, — сказала она. — При условии, что скажешь мне, что ты искал той ночью в моей комнате. — Она находила, что фамильярное обращение между ними выглядело фальшивым или надуманным, но было бы нелепо настаивать дальше на той форме общения, которой он не придавал, судя по всему, никакого значения.
— Как я уже сказал, мы поговорим об этом, — он кивнул ей. — Внутри.
— Скажи мне, как тебя зовут.
— Кваббо, — ответил он. — На твоем языке это означает «сон».
Словно оглушенная, она последовала за ним к хижине. На косяке двери висел полуразложившийся труп щенка. Мухи жужжали вокруг мертвого животного. Кваббо заметил, что вид щенка вызвал у Сендрин отвращение, и объяснил, что это надежное средство от злых духов. Он предложил ей обеспечить себя таким же, утверждая, что скоро ей может понадобиться подобная защита. Она отказалась, выразив на своем лице недовольство. Сендрин не обратила внимания на то, насколько серьезным было его предложение.
Стены тесной хижины были снаружи и внутри обмазаны навозом, распространяющим неприятный запах. Вряд ли сам запах навоза вызывал отвращение, к нему примешивались какие-то неприятные запахи трав или растертых цветков. В углу находилась прямоугольная глиняная лежанка, на которую была брошена соломенная циновка. Два сиденья, тоже из глины, выступали из противоположной стены. Рядом с одним из них находился деревянный чан с водой, на краю которого лежал кусок самодельного мыла, сильно пахнущего аммиаком.
— Ты хочешь есть? — спросил Кваббо.
— Нет никакой необходимости быть вежливым, — холодно возразила Сендрин. — Я здесь не по своей воле.
— Но у тебя есть вопросы, которые ты хотела бы задать мне.
— Ты ответишь на них?
— Посмотрим.
Он указал на оба сиденья, и они присели, оказавшись на расстоянии трех шагов друг от друга. Такая дистанция немного успокоила Сендрин.
— Что ты искал в моей комнате? — спросила она.
— Я никогда не был в твоей комнате.
— Это ложь. Я узнала тебя.
— И все же я никогда не переступал порог твоей комнаты.
— Ты будешь отрицать то, что ты был на руднике, когда я с девочками приезжала туда?
— О нет, — спешно возразил он, — конечно, я был там. Я видел тебя.
— Ты стоял рядом с моей кроватью.
Маленький туземец хитро ухмыльнулся.
— Ты видела меня в своей комнате, но меня там не было, — его ухмылка стала еще шире. — Это был только кваббо. Только сон.
— Буквоедство, — проговорила она, — и ничего больше.
— Что это значит — буквоед…
Она прервала его.
— Это значит, что ты говоришь, ничего при этом не рассказывая.
Кваббо поднял бровь.
— Вот как? В вашем языке действительно есть слово с таким смыслом? Это странно.
Она все меньше понимала то, что он говорил, однако постепенно пришла к убеждению, что он был неопасен.
— Ты закрыл мне той ночью рот. Я не могла кричать. Сны не имеют рук.
— О нет, у них есть руки! — сказал он быстро. — У некоторых есть даже зубы. От них ты особенно должна беречься.
— Если ты хочешь посмеяться надо мной, то…
— Нет, — перебил он ее. — Этого я не хочу. Но, вероятно, ты не сможешь это понять. Пока не сможешь. — Он, казалось, задумался, так как помедлил, прежде чем продолжил говорить. — Ты владеешь даром, талантом, но ты не умеешь его ценить. Ты смотришь на вещи и внезапно узнаешь о них что-то, чему на первый взгляд нет объяснения. Дело обстоит таким образом или я неправ?
Она подумала о сооружении термитов, но ей не хотелось признать, что Кваббо прав. Это выглядело так, словно он требовал, чтобы она раскрыла свои самые потаенные желания.
— Ты стыдишься, — сказал он. — Сначала каждый из нас ведет себя так.
— Из нас?
— Мы — шаманы. Ты — одна из нас.
Она рассмеялась чересчур громко и резко.
— Это самое невероятное, что я до сих пор слышала в этой стране.
— Вот как? — Он пожал плечами. — Ты привыкнешь к этому.
— Я так не думаю, — возразила она и поднялась. — Я могу теперь идти?
— Конечно. — Он остался сидеть и выглядел при этом вполне непринужденно. — Я думал, что у тебя больше вопросов. Важных вопросов. Например, что представляют собой люди-гиены.
Она резко остановилась на выходе и обернулась.
— Ты знаешь об этом?
Он снова кивнул.
