Барбо кивнул:
– Да. Да, сделало бы.
– И если бы так оно и было и такие известия просочились бы в прессу… вы представляете себе, каковы были бы последствия?
Барбо опять задумался. Потом медленно выдохнул.
– Видите ли… – начал он, но тут же замолчал. Встал и обошел стол. Посмотрел сначала на Энглера, потом на сержанта Слейда, который все это время хранил молчание, не встревая в разговор начальника. – Видите ли, я думаю, мы должны поговорить об этом где-нибудь в другом месте. Если я чему-то и научился в жизни, так это тому, что даже у стен есть уши. И даже в таком приватном кабинете, как мой.
Он вышел в приемную, а оттуда в коридор и к лифтам. Нажал кнопку «Вниз», и тут же зашуршали, открываясь, ближайшие двери. Барбо пропустил вперед двух полицейских, вошел сам и нажал кнопку В3.
– В-три? – спросил Энглер.
– Третий подземный уровень. У нас там внизу есть несколько испытательных полигонов. Они звуконепроницаемые и во всех отношениях надежные. Там мы сможем поговорить свободно.
Лифт опустился на самый нижний уровень, двери открылись в длинный бетонный коридор, погруженный в малиновое сияние из-за освещавших его красных ламп в металлической оплетке. Барбо вышел из лифта и прошел по коридору мимо нескольких дверей из толстого стального листа. Наконец он остановился у двери с табличкой «ПОЛИГ-Д», открыл ее, щелкнул по ряду выключателей тыльной стороной ладони, убедился, что здесь никого нет, и пригласил двух полицейских войти.
Лейтенант Энглер обвел взглядом стены, пол и потолок, отделанные каким-то черным вулканизированным изолирующим материалом.
– Это нечто среднее между залом для игры в сквош и камерой для заключенных, склонных к самоубийству.
– Как я уже сказал, здесь нас никто не услышит. – Барбо закрыл дверь и повернулся к полицейским. – Меня очень беспокоит то, что вы говорите, лейтенант. Но я настроен на самое тесное сотрудничество с вами.
– Я в вас не сомневался, – ответил Энглер. – Сержант Слейд проверил вашу биографию, и мы уверены, что вы из тех людей, которые живут, согласуясь с законом.
– В чем именно нужна моя помощь? – спросил Барбо.
– Проведите частное расследование. Помогите нам выявить этого агента или агентов. Мистер Барбо, суть в том, что мы не заинтересованы в преследовании «Ред Маунтин». Мы вышли на вас окольным путем, расследуя одно убийство. Мой интерес – в разоблачении потенциального подозреваемого, причастного к этому убийству. Мы полагаем, что он может быть связан с коррумпированными проходимцами, затесавшимися в вашу фирму.
Барбо нахмурился:
– И кто же этот подозреваемый?
– Один агент ФБР, которого я пока не стану называть. Но если вы будете с нами сотрудничать, я позабочусь о том, чтобы название «Ред Маунтин» не было упомянуто в деле. Я отправлю агента ФБР под суд, а вы избавитесь от гнилого яблока в вашей фирме.
– Коррумпированный агент ФБР, – сказал Барбо себе под нос. – Занятно. – Он посмотрел на Энглера. – И это все, что вы знаете? У вас больше нет никакой информации об этом гнилом яблоке в моей компании?
– Никакой. Поэтому-то мы и обратились к вам.
– Понятно. – Барбо перевел взгляд на сержанта Слейда. – Можешь застрелить его прямо сейчас.
Лейтенант Энглер моргнул, словно пытаясь понять эту абракадабру. Он повернул голову к своему коллеге, но Слейд уже извлек пистолет из кобуры. Он спокойно поднял его и два раза быстро выстрелил в голову Энглера. Голова лейтенанта откинулась назад, тело рухнуло на пол, и секунду спустя над ним поднялось легкое облачко из крови и серого мозгового вещества.
Звук выстрелов был эффективно приглушен звуконепроницаемыми стенами помещения. Слейд, убирая пистолет, посмотрел на Барбо:
– Почему вы позволили ему зайти так далеко?
– Я хотел знать, что ему известно.
– Я бы и так вам сказал.
– Ты хорошо поработал, Лумис, и получишь соответствующее вознаграждение.
– Надеюсь. Те пятьдесят тысяч в год, что вы платили мне раньше, не соответствуют моим усилиям. Вы даже не представляете, сколько ниточек мне пришлось подергать, чтобы дело Альбана Пендергаста было передано Энглеру.
– Не думай, что я не ценю тебя, мой друг. Но теперь у нас есть неотложные дела. – Барбо подошел к телефону на стене у двери, снял трубку и набрал номер. – Ричард? Это Барбо. Я на испытательном полигоне Д. Тут у нас черт знает что. Пожалуйста, пришли кого-нибудь из хозяйственной службы прибраться. А потом собери специальную команду. Заседание в час дня в моем личном конференц-зале. У нас изменились приоритеты.
Он повесил трубку и осторожно переступил через тело, лежащее в быстро увеличивающейся луже крови.
– Сержант, – сказал он, – постарайся, чтобы тебе на подошвы ничего этого не попало.
51
Констанс Грин стояла перед большим книжным шкафом в библиотеке на Риверсайд-драйв, 891. Огонь в камине угасал, свет был притушен, и дом погрузился в тишину. Тихие звуки из спальни наверху, такие бесконечно тревожные, наконец смолкли. Но волнение в мыслях Констанс не утихало. Доктор Стоун все настоятельнее требовал, чтобы Пендергаста поместили в больницу, в отделение интенсивной терапии. Констанс запретила делать это. После посещения клиники в Женеве ей стало ясно, что больница может лишь ускорить конец.
Она прикоснулась к маленькой ампуле цианистого калия во внутреннем кармане платья. Если Пендергаст умрет, эта ампула станет ее персональным страховым полисом. В жизни они никогда не были вместе, но, возможно, после смерти их прах будет перемешан.
Но Пендергаст не должен умереть. От его болезни наверняка есть лекарство. Оно хранится где-то в заброшенных лабораториях и пыльных папках в хаосе подвальных помещений особняка на Риверсайд-драйв. Длительное изучение семейной истории Пендергастов, а в особенности истории Езекии Пендергаста, убедило Констанс в этом.
«Если мой предок Езекия, чья жена умирала от эликсира, не смог найти противоядия, то как его могу найти я?» – сказал ей Пендергаст.
И в самом деле, как?
Констанс сняла с полки тяжелый том. Когда она сделала это, раздался приглушенный щелчок, и два соседних шкафа бесшумно развернулись на смазанных маслом петлях, открывая медную решетку старомодного лифта. Констанс вошла в лифт, закрыла решетку и повернула медный рычаг. Старинная машина задребезжала и стала спускаться. Несколько секунд спустя кабина дернулась и остановилась, Констанс вышла в темную комнату. В ноздри ей ударил слабый запах аммиака, пыли и плесени. Это был знакомый запах. Она хорошо знала подвал – настолько хорошо, что ей почти не требовалось света, чтобы перемещаться здесь. Подвал в буквальном смысле был для нее вторым домом.
И все же Констанс вынула из держателя на стене электрический фонарик и включила его. Она пошла по лабиринту коридоров, которые привели ее к старой двери, покрытой слоем патины. За дверью находилась заброшенная операционная. В луче фонарика сверкнула металлическая каталка, рядом обнаружились подставка для капельницы, окутанная паутиной, луковицеобразный аппарат ЭКГ и поднос из нержавеющей стали со всевозможными хирургическими инструментами. Констанс подошла к дальней оштукатуренной стене. Быстро нажала на каменную панель, и часть стены ушла внутрь. Констанс вошла в проем, осветив фонариком винтовую лестницу, вырезанную в скальной породе Верхнего Манхэттена.
