Он поднялся на ноги и сунул в рот лакричную конфетку, затем подключил к устройству наушник, вставил его в ухо и запустил запись. Какое-то время он слушал, медленно кивая. На записи оказались тщетные уговоры д’Агосты, звук открывающейся двери и разговор двух женщин:
«Где именно это растение в музее?»
«В хранилище гербария. Я знаю, где это, и у меня есть код от цифрового замка. А что у вас?»
«Растение, которое мне нужно, находится в Водном зале Бруклинского ботанического сада. Когда сад закроют и станет совсем темно, я его добуду. Мы больше не можем ждать».
Слейд улыбнулся. Он получит за это хорошее вознаграждение.
Он убрал магнитофон в карман, аккуратно подвинул коробки на место, подошел к дверям, отпер их и – убедившись, что его никто не видит, – вышел и неторопливо двинулся по коридору. Стук д’Агосты по клавиатуре звоном отдавался у него в ушах.
59
Ворота кладбища «Хевен» расположились на поросшем редкими деревьями крутом берегу озера Шрун. В зеленой дали на востоке находился форт Тикондерога, охранявший подступы к Гудзону. Далеко на севере высилась гора Марси, самая высокая в штате Нью-Йорк.
Джон Барбо задумчиво ступал по стриженой траве, медленно прокладывая путь между надгробиями. Местность была неровная, и земля то поднималась, то плавно опускалась; посыпанные гравием дорожки вились то там, то тут среди деревьев. Листва рассеивала лучи предвечернего солнца, отбрасывая пестрые тени на сонный пасторальный ландшафт.
Наконец Барбо добрался до небольшого, со вкусом оформленного семейного участка, на котором находились две могилы, обнесенные низкой металлической оградой. Он вошел внутрь и приблизился к более высокому надгробию – статуе ангела с прижатыми к груди руками и устремленными в небеса глазами, полными слез. На основании памятника было высечено имя: «Фелисити Барбо». Даты не было.
В правой руке Барбо держал два срезанных цветка: красную розу на длинном стебле и фиолетовый гиацинт. Он опустился на колени и положил розу перед памятником. Потом поднялся и постоял немного, задумчиво глядя на статую.
Его жена была убита пьяным водителем меньше десяти лет назад. Полицейское расследование было загублено: этому человеку, исполнительному директору фирмы, специализирующейся на телемаркетинге, при задержании не зачитали его права, передача вещественных доказательств была оформлена с нарушениями. Хороший адвокат сумел добиться приговора в один год условного заключения.
Джон Барбо был из тех людей, для которых семья превыше всего. И еще он верил в справедливость. Состоявшийся суд, по его понятиям, был несправедлив.
Десять лет назад «Ред Маунтин» была гораздо меньшей и менее мощной компанией, чем теперь, однако Барбо имел серьезные рычаги влияния, и среди его знакомых было немало темных личностей. Сначала он организовал новый арест этого человека, после того как в бардачке его машины было найдено более ста граммов крэк-кокаина. Хотя это и было первое преступление такого рода, минимальный срок заключения за него составлял пять лет. Шесть месяцев спустя, когда убийца его жены начал отбывать срок в Отисвильском федеральном пенитенциарном учреждении, Барбо позаботился о том, чтобы (за единовременный платеж в десять тысяч долларов) его ударили заточенной отверткой в тюремном душе и оставили там истекать кровью.
Справедливость восторжествовала.
Барбо в последний раз остановил взгляд на статуе. Потом, глубоко вздохнув, он перешел ко второму памятнику. Этот был гораздо меньше – простой крест с именем: «Джон Барбо-мл.».
После смерти Фелисити все внимание и любовь Барбо были отданы его шестилетнему сыну. Кончилось детство, осложненное проблемами со здоровьем, и Джон-младший стал юношей, подававшим большие надежды. Он был действительно одаренным пианистом, раскрывшим свои таланты как исполнитель и композитор. Отец ни в чем не отказывал сыну: лучшие учителя, лучшие школы. Барбо рассчитывал, что Джон-младший продолжит его род.
Но внезапно что-то пошло не так. Все начиналось довольно невинно. Джон-младший стал капризным, у него пропал аппетит, его постоянно мучила бессонница. Барбо объяснял это переходным возрастом. Однако состояние сына становилось все хуже. Мальчик начал ощущать запах, от которого никак не мог избавиться. Поначалу запах был приятный, сладкий, но со временем он перешел в самое невыносимое зловоние, какое могут издавать гниющие цветы. Мальчик ослабел, у него то и дело подскакивала температура. Его преследовали головные боли, боли в суставах, усиливавшиеся с каждым днем. Затем начались галлюцинации, появились неуправляемые вспышки гнева, перемежавшиеся периодами утомления и сонливости. Впавший в панику Барбо искал помощи у лучших докторов мира, но ни один из них не смог поставить диагноз, не говоря уже о том, чтобы избавить мальчика от болезни. Барбо оставалось лишь наблюдать, как его сын неуклонно впадает в безумие и терпит невыносимые страдания. Постепенно мальчик, когда-то столь многообещающий, превратился в овощ. Смерть, в конечном счете забравшая его в возрасте шестнадцати лет (вследствие сердечной недостаточности, вызванной серьезной потерей веса и общим истощением), была своего рода милосердием.
Это случилось менее двух лет назад. И Барбо погрузился в пучину скорби. Он был настолько выбит из равновесия, что даже не смог выбрать большой, тщательно продуманный памятник сыну, как он сделал это для жены: одна мысль об этом была невыносима, и в конечном счете единственным свидетельством растраченных попусту надежд стал простой крест.
Но почти ровно год спустя после смерти Джона-младшего случилось событие, которого Барбо никак не мог предвидеть. Однажды вечером к нему явился посетитель – молодой человек, возможно всего на несколько лет старше сына Барбо, но настолько отличающийся по телосложению, энергетике и магнетизму, словно прилетел с другой планеты. Он говорил на превосходном английском, хотя и с иностранным акцентом. Молодой человек поведал историю прадеда и прабабки Барбо, Стивена и Этель, которые жили на Дофин-стрит в Новом Орлеане. Он рассказал о соседе этой пары, Езекии Пендергасте, который создал средство, известное как «микстура-эликсир и восстановитель желез Езекии», якобы чудодейственное, а на самом деле виновное в страданиях, безумии и смерти тысяч людей. Среди жертв Езекии, сказал этот молодой человек удивленному Барбо, были Стивен и Этель Барбо, которым едва перевалило за тридцать. Они оба умерли от эликсира в 1895 году.
Но молодой человек сообщил кое-что еще. В его семье была и другая жертва, гораздо более близкая Барбо. Его собственный сын, Джон-младший.
Молодой человек рассказал, что эликсир вызвал эпигенетические изменения в семействе Барбо – наследуемые изменения в генетическом коде, которые в данном случае перескочили через поколения и убили его сына более чем сто лет спустя.
После этого молодой человек перешел к цели своего визита. Семейство Пендергаст существует и по сей день в лице некоего Алоизия Пендергаста, специального агента ФБР. Он не только живет, но и процветает благодаря состоянию, сколоченному Езекией на своем эликсире-убийце.
