Он прошел почти половину пути под кладбищем, когда впереди показались ступени лестницы, ведущие наверх через отверстие в потолке. Сейчас он снова слышал тихие голоса, не разбирая, однако, слов. Его бросило в жар от мысли, что сверху, наверное, хорошо был виден свет его лампы. Тем, что его еще не заметили, он обязан был, вероятно, тому обстоятельству, что Шарлота и Фридрих были, судя по всему, увлечены чем-то другим.
Кристофер прикрыл лампу и продолжил слежку. Темнота была теперь почти непроглядной. Только сквозь отверстие в потолке падал нежный свет свечей. Он то и дело натыкался во тьме на узловатые скелеты, паутина мерзко скользила по щекам, и ему вдруг стало плохо: он думал, что его сейчас стошнит, но он удержался из страха обнаружить себя.
Содрогаясь всем телом, он наконец достиг ступеней лестницы, застыл и прислушался. Шепот барона и хозяйки дома перешел в напряженное дыхание вперемежку с нежными стонами Шарлоты. Минуты шли, а Кристофер всё никак не мог решиться, никак не мог собраться с мыслями. Наконец он пересилил страх, и бесшумно взобрался на нижние ступени. Над отверстием располагалась шахта, оканчивающаяся через два метра люком. Над ним находилось крытое помещение, должно быть, что-то вроде морга в центре кладбищенского острова.
Кристофер осторожно выглянул через край люка. Он имел форму звезды и был окружен двенадцатью плитами, на которых когда-то выставляли для последнего прощания гробы с телами. Помещение имело круглую форму, а у изголовья одной из плит в стену была вставлена каменная доска. За ней покоились в мире предки семьи Инститорис. Строители этого сооружения подумали даже о досуге скорбящих, поскольку там был открытый камин, в котором вспыхивало пламя. Вероятно, Фридрих явился сюда еще в полдень, чтобы разжечь камин.
На каждой плите стояло по одной свече, кроме той, что была устлана одеялами и подушками. На ней возлежали два тела, мерцающих в желтом свете свечей. Кристофера бросило в жар, когда он увидел свою приемную мать в страстных объятиях Фридриха. Тихий стон срывается с её губ, глаза закрыты. Она сладострастно изогнулась под ним, со вздохом принимая движения его бёдер. Несмотря на огонь, в гроте все же было холодно, но любовники, казалось, не замечали этого. Их одежда небрежно лежала на полу: они не тратили время попусту.
Глядя на энергичные движением двух тел, Кристофер понимал, чем было вызвано таинственное поведение его приемной матери, и уже не сомневался в том, что наступит день, когда он сможет воспользоваться этим знанием. Если он будет настолько же независим и смел как Нестор, тогда он сможет считаться его достойным наследником.
Еще несколько минут он с холодной деловитостью наблюдал за их утехами, впитывал в себя каждую произнесенную страстным шепотом клятву, собирал и оценивал увиденное. Он думал о том, что теперь Шарлота будет принадлежать ему так же, как она принадлежит своему любовнику Фридриху — не телом, но душой, а душа для Кристофера была намного привлекательнее. Ведь у кого есть власть над Шарлотой Инститорис, у того есть власть и над замком.
Наконец он спустился по ступеням в штольню и увеличил пламя своей масляной лампы. Вскоре он уже был в шахте лестницы под капеллой, и там ему открылась третья за этот вечер тайна.
* * *
Даниель стоял, преклонив колена перед алтарем, и молился с закрытыми глазами. Кристофер уже почти выбрался из люка, но в последний момент погасил лампу и нырнул обратно в шахту. Только благодаря осторожности и проворности юноши Даниель не заметил его. Кристофер взбирался по ступеням почти беззвучно, но не потому, что он боялся встретить здесь своего брата, а скорее опасаясь того, что кто-то из горничных, живущих в замке, могли прийти сюда на вечернюю молитву. Его глубоко потрясло то, что здесь оказался именно Даниель, скорчившийся перед алтарем в религиозном благоговении.
Он и не подозревал, что его брат до такой степени набожный, но не только это стало поводом для его удивления. Второй намного более важной причиной был тот факт, что Даниель должно быть заметил открытый люк, но не спустился в туннель. Это опять таки означало, что он знал о том, то происходит на кладбищенском острове. Догадывалась ли Шарлота о том, что её первый приёмный сын знал о её ночных похождениях?
Если Даниель был таким убежденным христианином, то он должен понимать, что Шарлота совершает смертный грех прелюбодеяния. И тут Кристофер понял, что именно поэтому Даниель вышел на ночную молитву. Он просил Господа простить его грешную приемную мать!
«Как благородно с его стороны», — подумал Кристофер, и во тьме по его губам промелькнула ухмылка. Его самого воспитывал брат Маркус в христианской вере, но, тем не менее, его всегда охватывали сомнения во всемогущем присутствии Господа.
Он беззвучно наблюдал за Даниелем, который все еще был погружен в свою молитву. Неясные слова срывались с его губ, глаза были опущены вниз. Он зажег одну единственную свечу на алтаре. Язычок её пламени отбрасывал призрачный свет на огромный деревянный крест, стоящий у алтаря, и на мозаику заостренных кверху окон. Одна из них представляла деву Марию, над которой витал святой дух.
Рубашка Даниеля была наполовину заправлена в брюки. Может, он уже собирался идти спать, когда его внезапно охватило желание помолиться. Даниель повернулся спиной к люку, но Кристофер все же видел, как он внезапно распрямил поднятые в молитве руки и закатал оба рукава.
— Я умоляю Тебя простить меня, Господи, — отчаянно шептал он.
Из кармана брюк Даниель вытащил крошечную бутылочку. Он положил на алтарь свою перевязанную левую руку и вылил темную жидкость из бутылки на белую повязку.
«Жалкий обманщик!» — Возмущенно подумал Кристофер. Так вот почему кровотечение не успокаивалось. Даниель искусственно освежал пятна. Но зачем? Найти ответ на этот вопрос не составляло труда: чтобы сочувствие и забота Шарлоты и дальше была ему обеспечена, чтобы все здесь в замке продолжали и дальше сожалеть о его ох-какой-тяжелой судьбе.
Неужели никто на этом острове не был тем, за кого себя выдавал? Неужели здесь не было никого кроме душевных калек?
Внезапно Кристофер со страхом подумал: «А что если все дело в этом острове? Что если зловещее прошлое острова сводит нас всех с ума?»
В тот самый миг Даниель встал, задул свечу и, не обратив внимания на темное отверстие в полу, пошел к двери. Когда свет из коридора проник внутрь, Кристофер увидел влажные отблески на щеках у Даниеля, но затем свет погас, и дверь закрылась.
Глава 6
Вытаскивать кольца показалось намного больнее, чем вдевать их: Аура продела в кожу все тридцать восемь колец в припадке гнева, но вытаскивала их по одному, заранее страшась боли.
Сегодня — четвертое кольцо: прошел её четвертый месяц в интернате. Если точно, то она опоздала на один день, и с ужасом осознала, что равнодушие, которого так боялась, уже охватило ее — Аура совершенно забыла об этой дате.
Капелька крови побежала по светлой коже бедра; если бы она не остановила её кончиком пальца, то кровь капнула бы на белизну постели. Девушка платком промокнула рану и натянула одеяло поверх своих ног. За дверью, в коридоре выключили свет — не позднее, чем через полчаса они должны будут погасить свет в своих комнатах. Таковы были заведенные порядки.
