Ричард Мартин ставит вопрос прямо, когда пишет:
Поскольку Юнг казался увлеченным бессознательной властью немецкого психэ, не могла ли и его психология быть слишком восприимчива к увлечению иррациональным за счет рационального?[7]
Мартин приходит к заключению, что "ответ на этот фундаментальный вопрос, и для психоанализа и для юнгианской психологии, должен быть определенным 'Нет'". Он утверждает, что
"отчуждение творения, ответственного за недостатки его создателя, оставило бы нам немного от величия или широты нашей культуры, если оставило бы вообще".
В то время как я соглашаюсь с этим даже более, чем это необходимо, дабы ответить на вопрос касательно самого Юнга и его поведения, письма предполагают, что его психология, или, по крайней мере, определенные ее интерпретации, могут быть восприимчивы к "очарованию иррациональным", о котором говорит Мартин.
Я полагаю, что вопрос ответственности Юнга, раскаяния и/или компенсации за его довоенные взгляды остается существенным (хотя не обязательно определяющим) для оценки личности Юнга и, что еще более важно, для полной оценки возможностей трансформации, заложенных в его психологии. Те, кто находится в процессе формирования диалога между юнгианской психологией и еврейской мистикой, должны исследовать этот вопрос и прийти к их собственным заключениям относительно уместности этой проблемы в такой работе.
Мы должны отметить, что относительно нацистских злодеяний сам Юнг требовал не менее, чем полного отчета по этим вопросам от своих пациентов, заявляя, что если люди, обратившиеся к нему
…происходят из тех "добропорядочных немцев", которые хотят повесить всю вину на несколько мужчин в Гестапо, я расцениваю их случай как безнадежный. У меня нет иной альтернативы, кроме как ответить на обращение анкетным опросом, задавая определенные решающие вопросы, например, "Что Вы думаете о Бухенвальде?" Только, когда пациент видит и признает, что это и на его собственной ответственности отдельное обращение будет рассмотрено[8].
Далее,
Единственное искупление заключается, как я уже сказал, в полном признании вины.
Mea culpa, mea maxima culpa.От честного раскаяния в грехах прибывает божественная благодать. Это не только религиозная, но и психологическая истина.
В этой главе я обращусь к хронологической последовательности, отражающей раннее, очень двойственное отношение Юнга к иудаизму и "еврейской психологии" и степени, в которой Юнг позже изменил свои отношения и представления. Я буду утверждать, что Юнг приблизительно после 1950 полностью отошел от уничижительного термина "еврейская психология", который он употреблял в 1930-ых, и принял представление, что его собственная психология была подтверждена, и даже предварена еврейской мистической традицией.
ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ЛЕТОПИСЬ
Много было написано о предполагаемом антисемитизме Юнга, вероятно даже больше, чем достаточно, чтобы составить несколько томов[9], и здесь я не могу надеяться предоставить нечто большее, чем общий обзор биографических и литературных данных, которые относятся к этому вопросу. Полное исследование проблемы, конечно же, должно глубоко рассмотреть личную жизнь Юнга, его отношения с Фрейдом, и культурную и историческую ситуацию в Европе до Второй мировой войны, - все эти темы, к сожалению, едва ли затронуты в этом кратком очерке. Мой основной интерес - представить главную проблему и определенный взгляд на степень ее влияния на исследования Юнгом еврейской мистики.
Со времени разрыва Юнга с Фрейдом обвинения в антисемитизме следовали за первым и стали чем-то вроде инфекции, поразившей юнгианскую психологию. Говоря об этом разрыве, Фрейд написал в 1914, что Юнг
"казался готовым вступить в дружественные отношения со мной и ради меня бросить определенные расовые предрассудки, которые он ранее разрешил самостоятельно"[10].
Несмотря на опровержения Юнга, обвинения в антисемитизме и даже нацизме следовали за ним в течение всей его карьеры, и сохранились даже после его смерти. В 1989 группа юнгианских аналитиков организовала конференцию по следам этих "далеко идущих теней" в Новой школе социальных исследований в Нью-Йорке. Подобный симпозиум был проведен и в Париже. Юнгианское сообщество, к его чести, попыталось противостоять проблеме, и многие из его лидеров пришли к заключению, что этот след остался на личности Юнга, и это должны признать современные юнгианцы[11]. Юнгианцы были также вынуждены рассмотреть вопрос о том, является ли вопрос о проблеме антисемитизма и нацизма более чем личным моментом и не бросает ли он тень на юнгианскую теорию.
ЮНГ И ФРЕЙД
Как известно, Юнг занял враждебную к Фрейду к позицию, заключающуюся в том, что психоанализ не будет рассматриваться как «еврейское национальное дело»[12]. В 1908, спустя более чем два года после высказанной Юнгом инициативы, и за год до начала разрыва, Фрейд написал Карлу Абрахаму:
"Наши арийские товарищи действительно всецело необходимы нам; иначе психоанализ пал бы перед антисемитизмом"[13].
В следующем году Юнг поехал с Фрейдом в Америку в составе группы аналитиков, которые должны были прочесть лекции по психоанализу в Университете Кларка. В марте 1910, на Втором Международном Психоаналитическом Конгрессе в Нюрнберге, Фрейд назначил Юнга председателем. В ответ на возражения коллег по поводу этого назначения, Фрейд заявил, что выбирая Юнга, швейцарца и не еврея, они могли быть уверены в благоприятном развитии их учения[14].
С публикацией первого издания «Метаморфоз и символов либидо» в 1912, Юнг ясно обозначил свое расхождение с Фрейдом, и после этого Фрейд начал горько осознавать тот факт, что он был не способен успешно объединить под своим знаменем евреев и язычников (Фрейд использовал идишское слово "гойим"[15])[16]. К 1913 Фрейд и Юнг фактически завершили личные отношения. Как мы знаем, в следующем году, в своей "Истории Психоаналитического Движения" Фрейд предположил, что Юнг закончил их отношения из-за "определенных расовых предрассудков"[17]. В письме Джеймсу Путнэму в 1915 Фрейд фактически обвинял Юнга антисемитизме[18].
