Не этот мужик, так другой однажды увезет ее отсюда, в этом Аура не сомневалась. Необязательно прямо сразу в Америку. Но если Елена хочет попытать счастья, и если она туда доберется, и если ей попадется приличный, симпатичный американец, который оценит достойную грудь, широкие бедра и мясистый зад, то в таком случае Аура, конечно, еще подумает.
Мать собрала всю свою смелость в кулак и, дождавшись спокойного вечера, когда Ахилл уснул в парикмахерском кресле, заговорила с отцом Петру. Старик, как всегда, держал альбом на коленях, то и дело шлепал себя по лицу и шее, спасаясь от комаров, и вытирал пот наглаженным носовым платком. Елена робко присела рядом с ним.
– Я тебе уже показывал последние фотографии?
– Показывали, господин Гро́за. У вас хороший сын.
– Теперь он написал, что ищет комнату в Куинсе. Один Бог знает, где это, но я желаю ему найти то, что он ищет. Он работящий, но такой несчастный.
– Можно мне еще раз на него взглянуть? – Господин Грозавеску передал ей альбом. – И внешность приятная. Он там действительно не может никого себе найти?
– Ни одной подходящей.
– А что же должна уметь девушка, чтобы ему понравиться? Какой она должна быть?
Старик посмотрел на нее нерешительно.
– Ну, как женщина была чтобы. Чтоб вела хозяйство и немножко поупитаннее была… Вот, например, как твоя подружка Аура. Ну и благочестивая, конечно, тоже.
Мама перешла в наступление:
– А сколько ему лет?
– Двадцать пять. У меня в его годы уже трое детей было.
– Господин Грозавеску, – осторожно начала мама, – а почему бы вашему сыну не найти себе жену здесь? Такую, что и говорит на его языке, порядочную, домовитую и верующую?
Старик повернулся к девчонке и внимательно посмотрел ей в глаза.
– У тебя что, есть кто-то на примете?
– Я, господин Грозавеску! Я! Я хочу уехать отсюда, а он ищет жену. Ведь все сходится.
– Ты? Сколько же тебе лет?
– Скоро двадцать. Но вы же знаете: женщины всегда чуть взрослее мужчин.
– А что ты вообще умеешь?
– Скоро я смогу сама брить и делать модные стрижки. Там такие мастера наверняка нужны.
– Никому там такие мастера не нужны.
– И еще рожать детей, господин Грозавеску. Рожать я тоже могу. Он же этого хочет. Я быстро схватываю и прилежно тружусь. Я люблю учиться полезным вещам. Ну и еще я довольно веселая.
– Веселая? Ты? Да ты и не разговариваешь почти никогда.
– Значит, буду говорить больше.
– Ему нужна хорошая хозяйка.
– Значит, буду хорошей хозяйкой.
– Такая, чтобы в Бога верила.
– Значит, буду верить в Бога и ходить в церковь.
– Но нельзя же вот так. Верить нужно от всего сердца.
– У меня большое сердце, господин Грозавеску. И там хватит места и Богу, и нескольким детишкам, и вашему сыну. Пожалуйста, напишите ему… Напишите, что здесь есть девушка, которая…
– А ну-ка встань, девушка. Хм, да ты слишком худая. Вот такую б, как Аура…
– Но Аура не хочет никуда ехать, а я хочу. Напишите ему. Он получит все, что захочет. Захочет, чтобы я была полная, значит, буду есть, пока не располнею.
– А если ему нужна брюнетка, а не блондинка?
– Тогда покрашу волосы.
Старик рассмеялся, потом снова принял серьезный вид.
– Он точно не сможет полюбить такую худышку, как ты. Тут он весь в меня.
– А ему и не надо меня любить, надо только хотеть.
Сначала старик не знал, что и думать, но уже через несколько дней господин Грозавеску появился в парикмахерской с запечатанным конвертом и помахал им перед Еленой.
– Я написал ему о тебе и несу письмо на почту. Нам останется только ждать. Я написал, что ты хоть и не красавица, но приличная девушка. Что ты ничего не умеешь и худая, как швабра. Если это его не отпугнет, то он твой.
– Можно мне его фотографию, чтобы я могла смотреть на него, когда захочу?
Не дожидаясь ответа из Нью-Йорка, мама сразу перешла к делу – начала есть все, что попадалось под руку. Она набивала живот с большим энтузиазмом. Она ходила в церковь, садилась там на скамью и наблюдала за другими. Она не умела разговаривать с Богом – ни мать, ни Ваня не научили ее этому, – зато умела делать как все. Она вставала на колени перед алтарем, крестилась, целовала иконы и ставила свечки.
Мама села на корабль до Кришана и разыскала ту самую бабку, теперь уже совсем дряхлую, которая помогла ей родиться. Бабка сидела у печки и гладила кошку, что лежала у нее на коленях. Грязные, пожелтевшие пальцы утопали в шерсти. Когда мама подошла к бабке, та схватила ее за запястье и притянула к себе, заставив наклониться.
– Я твою мать знала. Как у ней дела?
– Я уже давно ничего о ней не знаю.
– А у отца?
– Один умер сразу после моего рождения.
– Я про настоящего отца спрашиваю. Вы же с ним – одно лицо.
– Он недавно умер… наверное.
– От чего умер?
– Не знаю. Он все больше прятался в тростниках, а однажды совсем пропал. Не хотел, чтобы я его видела.
– Ах, вот что за болезнь, – вздохнула бабка и тут же резко отдернула руку. – А ты к нему прикасалась?
– Я никак не могла понять, почему он вдруг не хотел, чтобы я его трогала. Хотя мы часто ели из одной тарелки. Я еще маленькой поняла, что он мой настоящий отец. Он был как ребенок, но все равно отец мне. Чем бы он ни болел, я бы этим не заразилась.
– Поверь мне, девочка, еще как заразилась бы. Смотри не трогай тут ничего. А зачем пришла-то?
– У меня эта дельта уже вот где сидит. Как в тюрьме тут. Хочу отсюда уехать. Я нашла одного парня, он в Америке живет. Родом отсюда. Он некрасивый, но мать всегда говорила: мужик должен быть чуть красивей черта. Вот он как раз такой. У меня фотография с собой. Вот он. Пускай теперь он захочет этого так же, как я хочу.
– Поставь на стол.
– Ваня всегда говорил, вы знаете заклинания на все случаи жизни. Есть у вас что-нибудь на такой случай?
Старуха расхохоталась:
– Ко мне ходют и бабы, которым их мужики надоели, и такие, которым бы хоть какого заполучить. Иногда и такие бывают, что сперва хоть какого найти, а потом скорей бы избавиться хотят. Оставь портрет тут, ступай домой и жди. Я бабка старая, но мои заговоры и до Америки дотянутся. Как расплачиваться будешь?
Мать вернулась в Сулину и стала ждать. При этом она продолжала есть так много, будто у нее не рот, а горловина бездонного мешка. Она ходила в церковь и молилась, слушала песни Берлина, без конца пересматривала фотоальбом старика, каждый раз нахваливая его сына, и чувствовала, как сердце замирает от страха, когда видела господина Грозавеску на пути к парикмахерской. Она помогала своей хозяйке стирать или сжигать одежду ее мужа, смотрела, как она готовит, и училась всему тому, чему собственная мать ее не научила. Она делала успехи у Ахилла, проявила себя трудолюбивой и любознательной.
