Ученики помоложе тут же принялись умолять его, чтобы он хоть разок показал им, как это делается. Но стоило Казаку раз ухнуть филином, как и весь строй расходился «ухать» на разные голоса.
— А ну, хватит ржать, — прикрикнул он с нарочитым неудовольствием в голосе, — а то скачете, как жеребцы застоявшиеся.
От этих слов, как и следовало ожидать, строй просто взорвался смехом, в котором, правда, преобладали скорей петушиные нотки. Такой вольности им не позволил бы ни один из наставников, но именно за это кадеты восхищались Казаком и преклонялись перед ним. Он же, тем временем, только поднял руку — и смех мгновенно стих. Все, даже самые младшие, замерли в ожидании.
— Казаки не знают над собой никого, кроме царя. Наше дело — стоять на страже родной земли, а в остальном мы живем по своим законам. Если кто, скажем, из крепостных бежал на наши земли, обратной выдачи нет, хоть бы кто и с солдатами за ними пришел. А вот с бандитами и разными злодеями у нас разговор иной. Вам на уроках, конечно, рассказывали, как китайцы от своих врагов отгородились каменной стеной. А нам такая стена не нужна — мы сами, словно живая стена, оградим родную землю.
— А разве солдаты не могут силой заставить вас вернуть крепостных? — спросил один из младших кадетов.
— Принудить нас к чему-то не сможет ни один солдат, — отрезал Алексей. И продолжал: — Мы разработали самые действенные способы ведения боя в любой обстановке и в любых погодных условиях — на замерзших реках, в заснеженных лесах и даже в джунглях, против самых разных противников, боевых стилей и видов оружия. Теперь, в свою очередь, я собираюсь открыть кое-что из этих навыков лучшим из вас.
Сергей невольно улыбнулся, глядя, как кое-кто из ребят помоложе вытянулся, чтобы казаться повыше и дисциплинированней, чем сверстники. Казак же тем временем отдал команду, и его группа в очередной раз отправилась в лес. На таких полевых занятиях всегда находилось два-три кадета помоложе, которые то и дело превращали занятие в игру, кидались ягодами. До поры до времени Казак, казалось, даже не замечал этого, но теперь он резко одернул шалунов и сказал тихим, но четким голосом: Запомните: кто меня слушает, останется жив. Потом, глядя на их вытянувшиеся лица, добавил:
— Вам всем вскоре предстоит сдать экзамен. Если кто-то из вас заблудится, или поранится, или даже погибнет всяко ведь может быть, — это будет ваша недоработка. Но не только ваша... и моя тоже... так что старайтесь, чтобы такого не произошло.
После этих слов желающих отлынивать от занятий уже не было.
Глядя на Казака, Сергей все больше гордился своими казацкими корнями. Невероятная сила Алексея произвела впечатление даже на Дмитрия Закольева. У того, очевидно, нашлись какие-то свои причины усердно перенимать науку Казака. Надо было отдать ему должное, Закольев всегда был в числе лучших. Сергей ревниво следил за его успехами, и когда Казак, глядя на старания Закольева, одобрительно кивал, он старался вдвойне, чтобы заслужить уважение наставника.
Шли недели и месяцы, и Сергей все чаще выходил из борцовских поединков победителем, а не побежденным, даже если его ставили против более сильных или взрослых противников. За это время он заметно вытянулся и окреп, и его школьная форма уже не смотрелась на нем мешком. Впрочем, Сергей вырастал из этих мундиров быстрее, чем успевал износить их. Да и сам он давно уже не ощущал себя неуклюжим и мешковатым, чувствуя, как все его тело наполняется новой, неизвестной прежде силой.
Как-то одним холодным утром — Сергею тогда уже шел тринадцатый год — он случайно услышал обрывок разговора лейтенанта Данилова с одним из кадетов - выпускников. Слово «евреи» заставило его навострить слух:
«Неужто, ваше благородие, и вправду?.. А то как же... говорят, сам обер-прокурор... половину крестить, половину выгнать... А те, кто не захотят ни того, ни другого... Да что тут говорить, сами ведь все понимаете... Не маленькие уже...»
Для евреев наступало тяжелое время, как и предсказывал его дед.
Вечером в пятницу, после очередного полевого занятия, Сергей выждал, когда инструктор Орлов остался один. Набравшись смелости, он попросил уделить ему несколько минут. Орлов, улыбнувшись, согласно кивнул и предложил прогуляться к школьным воротам по аллее. Согласие Казака придало ему храбрости:
- Скажите... казаки... они тоже участвуют в этих погромах?
Алексей не спешил с ответом, и Сергей уже было испугался, что инструктор сам спросит его: «А тебе-то что за дело?» Но вместо этого он тихо сказал:
— Ваш дядя поделился со мной кое-чем из вашей истории, Сергей. И я понимаю, чем вызван этот вопрос. Но раз уж вы спрашиваете напрямую, то и я не стану вилять — да, и среди казаков есть погромщики.
Мы, казаки, глубоко преданы царю и нашей вере, и евреи, которые живут по другим обычаям, для нас все равно что чужаки. Но когда дорожишь своей свободой, не можешь не уважать и чужую, согласны? Так что гонители евреев, те, кто преследует их, как диких зверей, — не казаки, а оголтелые черносотенцы. Для таких что еврей, что татарин — все одно. А казак, Сережа, настоящий казак, он дорожит своей честью. Мы готовы встретиться в честном бою с любым недругом России, а мирных людей, какой бы веры и крови они ни были, мы не трогаем.
Он замолчал, а потом продолжил:
— Другое дело, что и среди казаков, как и в любом народе, есть разные люди. Есть и ничтожества, которые и после боя могут убитого обобрать, да и много чего еще могут... словом, если хотите знать мое мнение, кто и за что сейчас преследует евреев по всей стране, то тут не обошлось без охранки, так и знайте. А то, что сваливают все на казаков, на крестьян... Словом, гордиться тут нечем.
Вскоре после этой беседы с Казаком у Сергея произошел и еще один запомнившийся разговор. В перерыве между уроками он зашел в уборную и, уже выходя, подошел к умывальнику, как тут появился Закольев. Словно бы ненароком толкнув Сергея, он спросил с притворным удивлением:
— Ах, кажется, мы кого-то толкнули? Нижайше просим простить... Да только кто же это мог быть? Ах, так ведь это наш добрейший Сережа!
Сергей оказался застигнут врасплох ерническим тоном Закольева. Он что, и вправду считает его таким уж беззубым добряком? Можно, конечно, пропустить этот укол мимо ушей, сделать вид, что не расслышал, но только не придется ли потом пожалеть о своем малодушии? Так что Сергей пожал плечами и процедил сквозь зубы:
— Добренький, да не всегда, — и поскорей вышел из уборной.
Желания драться с Закольевым у него не было, несмотря на то, что теперь он был куда более уверен в своих силах. Но он подумал: Алексей-Казак не позволил бы никому над собой насмехаться, не позволю и я.
Зато теперь, на каждом занятии по борьбе или рукопашному бою, он стал внимательно изучать Закольева, запоминать недостатки его техники и слабые места.
Но ему даже в голову не приходило, что и Закольев тоже его изучает.
