На пятое утро после прибытия в скит Сергей во время уборки спросил у одного из монахов, когда он сможет по говорить с отцом Серафимом.
— Он задержался еще на несколько дней, — ответил тот и отправился по своим делам. Весь остаток дня Сергей провел в работе, к которой его приставили. Когда же братия разошлась по кельям, он решил, что может потренироваться, никого не беспокоя.
В неровном свете освещавшей коридор керосиновой лампы Сергей постарался найти выход к трапезной, и неожиданно оказался перед кельей отца Серафима. К своему удивлению, он обнаружил, что дверь в келью приоткрыта. Не в силах сдержать любопытство, он заглянул в темную келью. Она была почти пуста, если не считать маленького стола и стула. А в углу, где обычно ставят кровать, стоял пустой гроб.
Вздрогнув, Сергей быстро ушел от кельи.
Лишь предвещавшие скорый шторм отдаленные раскаты грома нарушали тишину в скиту — такую глубокую, что само дыхание Сергея казалось ему неестественно громким. Неясный свет в помещении придавал еще больше сходства происходящему со сном.
Сергей начал с разминки, затем перешел к отработке ударов руками, ногами. Его удары со свистом прорезали воздух, как вдруг он заметил в тускло освещенном дверном проеме одиноко стоявшую фигуру со свечей в руках. Это невесть откуда взявшееся видение заставило его вздрогнуть. Но, присмотревшись, он узнал лицо отца Серафима. Сергей хотел обратиться к нему, но, казалось, голос отказался его слушаться.
Глядя на неподвижную фигуру старого монаха, что наблюдал за ним, Сергею неожиданно вспомнился изготовившийся к прыжку снежный барс. Внезапно вспышка молнии наполнила комнату ослепительным, жгучим светом, и вместо бледного лица монаха он уже видел голову мертвеца — череп с жидкими пасмами белых волос, с зияющими глазницами, смотревшими в пустоту.
Какой-то первобытный страх сжал Сергеево сердце, но тот лишь поднял свечу повыше, и Сергей снова видел старого монаха, строгое лицо которого освещал лишь мерцающий огонек свечи.
В следующий миг в дверях уже никого не было. Но Сергей мог поклясться, что не видел, как монах обернулся, чтобы уйти, или хотя бы отступил во тьму. Еще мгновение назад он был здесь — и в следующий миг исчез. Сергей был уверен, что не слышал звука удаляющихся шагов в коридоре.
Должно быть, я закрыл глаза или на мгновение отвернулся, — успокоил он себя. Но в глубине души он знал, что все было не так.
Спустя несколько часов он уже накрывал на стол в трапезной, все еще при свете керосиновой лампы. К столу сели шесть братьев, что неотлучно были в скиту. Сергей ожидал увидеть и отца Серафима, но его место за столом пустовало.
Когда трапеза подошла к концу, он прошептал
сидевшему рядом с ним брату Евгению:
— Сегодня вечером я видел отца Серафима. Почему он не позвал меня на беседу?
— Ты видел его? Не может быть!
— Да, он стоял в дверях трапезной. Покачав головой, брат Евгений ответил:
— Наверное, это был кто-то другой. Отца Серафима нет на острове. Его ждут только к завтрему.
Когда старец, как и ожидалось, на следующий день вернулся, он первым же делом вызвал Сергея в свою маленькую келью, жестом пригласил его сесть на единственный стул. Казалось, вся фигура монаха светилась мягким, едва заметным сиянием. Пышные белые волосы и окладистая седая борода делали его выше. Прежде Сергею никогда не доводилось встречать людей такой духовной силы. Он был весь охвачен чувством благоговения и духовного трепета.
— Отец Серафим, возвращения которого ты так ждешь, — это я, — мягко сказал старец и улыбнулся. — Но, по-моему, мы уже виделись... в лазарете, не так ли?
Сергей прокашлялся, с трудом справляясь с голосом:
— Да... да, уже виделись. Рад вас снова видеть, отче. Я хочу просить вашего позволения остаться в этом скиту на зиму.
Отец Серафим закрыл глаза, сделал глубокий медленный вдох и оставался в таком состоянии почти минуту. Наконец он открыл глаза и сказал:
— Обычно у нас так не заведено, чтобы миряне надолго оставались в скиту. Но я обдумал твою просьбу.
Можешь оставаться у нас на зиму... возможно, не только на зиму.
Заметив, что Сергей украдкой поглядывает на гроб, старец улыбнулся и сказал:
— Это ложе служит мне постелью, но также напоминанием, что время, отпущенное нам Богом, должно проходить в трудах и молитве, а не в праздности.
Сергей же решил, что это был не самый подходящий момент, чтобы расспрашивать отца Серафима о великих бойцах, которые могли найти приют в этом монастыре.
.28.
Получив разрешение остаться среди насельников уединенного скита, Сергей стал жить одной с ними жизнью, аскетической и созерцательной, питался простой растительной пищей, выполнял свои несложные обязанности в скиту и дальше искал человека, который никак не хотел объявиться первым. Случай продолжить разговор с отцом Серафимом тоже никак не выпадал. Тот часто отлучался из скита, врачуя больных в монастырском лазарете, принимал в монастыре монахов для духовной беседы или молился в уединении. Но даже в те нечастые дни, когда настоятель выходил в общую трапезную, Сергей не смел обратиться к нему с вопросом — так было заведено, чтобы в трапезной читалось Евангелие, и Сергей не смел нарушить тишину. А другой возможности побыть рядом с отцом Серафимом у него просто не было.
В те же редкие случаи, когда его отправляли с поручениями на остров, Сергей продолжал присматриваться к монахам, расспрашивать их о воине, который так умело скрывался — или которого здесь не было вовсе.
Прошло еще шесть недель после их первой беседы с отцом Серафимом, когда неожиданно для себя Сергей застал его в скиту одного. Старец стоял в общей комнате и глядел в окно, за которым открывался заснеженный лес. Сергей неслышно, чтобы не потревожить раздумья старца, подошел к нему. Не решаясь заговорить первым, он посмотрел в окно и тоже застыл в молчании, словно глядя глазами старого монаха на изумрудно-зеленые ели, мелкий кустарник с ярко-красными ягодками, присыпанный белым снегом...
Вздрогнув, он увидел, что монах уже удаляется.
— Отче! Отец Серафим! — окликнул он его, поразившись, как звонко на этот раз звучал его голос.
Старый монах обернулся:
— Да, Сережа?
— Я все хотел спросить вас, да только не знал как. Вы ведь здесь уже довольно давно, правда?
Монах кивнул.
— Что ж, раз так... возможно, какое-то время назад... год или больше... Может, вам встречался на этом острове человек, паломник или монах, который некогда был великим бойцом? Человек, которого можно было назвать Мастером?
Под непонимающим взглядом старого монаха Сергей внезапно почувствовал себя полным глупцом.
— Боец, ты говоришь? Солдат? — наконец переспросил старец. — Я стараюсь не иметь ничего общего с такими людьми.
