Павлина тоже поглядывала порой на своего Константина так, что ее щеки временами вспыхивали румянцем. Ей как-то случилось увидеть одного из мужчин за овином с Оксаной. Тогда ей это все показалось отвратительным, особенно звуки, которые они издавали. Но теперь она не была настолько в этом уверена. Ее ум и тело словно спорили между собой. Павлине не с кем было поделиться сомнениями, что не давали ей покоя. Даже Константину она не могла об этом сказать. Особенно Константину.
Как-то утром, когда Елена вышла из избы, а Павлина, открыв медальон, рассматривала лица своих дедушки с бабушкой, Закольев подошел к дверям ее комнаты сказал:
— Живей ступай тренироваться. Егорыч тебя уже заждался.
Павлина только вздохнула в ответ. Старый медведь Егорыч... Он всегда рядом, всегда готов ждать ее. Однажды она проснется пораньше и придет к овину первой, чтобы не заставлять его ждать. Но не сегодня. Сегодня она чувствовала себя слишком уставшей... во всем теле была какая-то слабость и дрожь... И что-то еще, чему она не могла придумать названия.
Закольев уже повернулся, чтобы идти, когда Павлина, не отрывая взгляда от фотографий, окликнула его:
— Отец, все хотела тебя спросить... Ты совсем не похож на своего отца — у тебя светлые волосы, а у него темные, и еще...
— Отстань от меня с этой ерундой! — отрезал он. — Тебе главное знать, кто убил их, и еще упорнее тренироваться!
Закольев выбежал из избы, хлопнув дверью так, что стены задрожали.
Обиженная этой неожиданной грубостью, Павлина в тот день тренировалась так яростно, что, отрабатывая бросок, растянула мышцу на руке. Она даже застонала от боли, что с ней случалось крайне редко.
— Что стряслось, моя маленькая? — взволнованно спросил Егорыч.
— Все в порядке, Медведь, — растяжение, наверное. Скоро все пройдет, отцу только не говори.
Она попробовала поднять руку, но даже закусила губу от боли.
— Нет, это непорядок, — ответил Егорыч. — Иди подержи руку и холодной воде, пока не занемеет. Затем сделаем перерыв.
— Никаких перерывов! — крикнула она. — Разве ты не знаешь, что я ленивая! Мне нужно усерднее тренироваться!
— Сначала приведи свою руку в порядок, а потом посмотрим.
— Сначала приведи свою голову в порядок! — в сердцах воскликнула она и рванула со всех ног, чтобы Медведь не смог удержать ее.
Павлина сидела одна в своей комнате. Никогда прежде, сколько себя помнила, ей еще не было так неспокойно на душе. Растирая поврежденную руку, она решила, что все- таки следует опустить ее в холодную речную воду. Это поможет ей не думать больше о необъяснимом гневе отца. Что в ее словах могло так задеть его? — терзалась она. Ведь это он сам подарил ей этот медальон. И не было ничего необычного в том, что она задала ему свой вопрос — но, очевидно, не тот вопрос, который он хотел от нее услышать...
Она вздрогнула — оказалось, отец появился в дверях их простой избушки. Он выглядел взъерошенным и словно не в себе. Павлина молча отругала себя за то, что утратила контроль над собой. Она уже поднялась и хотела было извиниться, но что-то удержало ее от этого. Почему она должна извиняться, за что?
Она так и стояла, глядя себе под ноги, пока он не заговорил первым:
— Павлина, прости меня за резкие слова. Я не хотел говорить о своих родителях, потому что слишком много ужасного приходит вместе с воспоминаниями о них.
Он подошел ближе и сел на ее кровати. Его руки дрожали. Наконец ему удалось справиться с волнением:
— Я знаю, что мало похож на своего отца. Но совсем не каждый ребенок похож на своих родителей. И твое счастье, что ты не похожа на меня. Тебе повезло, что ты похожа на мать. Но вот, и у тебя, и у меня, одинаковое родимое пятно.
Он откинул свои соломенные волосы, обнажив багровое пятно на своей шее, совсем такое, какое было и у Павлины.
— В нас с тобой течет одна кровь, — сказал он, гладя ее по волосам. — Вот почему я и доверил тебе... Словом, вот почему тебе нужно тренироваться еще упорнее. Хочу напомнить тебе, что Сергей Иванов не просто опытный и тренированный боец. Он также умело пользуется своим голосом, чтобы обманывать и завораживать… Чтобы ты поверила, что белое — это черное, а правый — он же и виноватый. Так что, когда встретишь его, не дай ему возможности заговорить, ввести себя в замешательство, чтобы потом убить.
Павлина, которая еще не совсем остыла от обиды, лишь подумала, что он повторял это уже столько раз, что она все это успела запомнить наизусть.
Когда он повернулся и вышел из избы, Павлина потрогала родимое пятно на своей шее. Она ненавидела
зверюгуСергея Иванова за то, что он причинил столько страданий ее отцу. Придет день, и они встретятся. И тогда он заплатит за все.
На следующий день Павлина не смогла встать с постели из-за лихорадки. Все ее тело ломило, она даже не смогла опустить ноги. Голова кружилась. Никогда прежде она не ощущала такого нездоровья. Елена старалась держаться подальше от нее, но зато Шура пришла, чтобы поухаживать за ней. Она прикладывала влажную холодную тряпицу ей на лоб, гладила по щеке и отпаивала ее настоем из трав, которые готовила сама, — Павлина едва могла их проглотить, так отвратительны они были на вкус.
Бессвязные мысли, обрывки образов врывались в ее сознание из сумеречного мира между бодрствованием и сном. О чем-то важном ей нужно было расспросить Шуру, но о чем? Она никак не могла вспомнить... Затем сами собой в голове стали складываться другие вопросы, над которыми она прежде и не задумывалась... о себе, о мире, что окружал ее. Что меня ждет в будущем? Сколько лет я проведу в погоне за человеком, которого, может быть, даже нет в живых?
Ее видения разлетелись от резкого голоса:
— Немедленно поднимайся! — прикрикнул на нее Закольев, на нетвердых ногах стоявший в дверях. — Тебе нужно тренироваться — пусть не в полную силу, но все равно не валяться в постели!
Павлина изо всех сил постаралась подняться, но лишь откинулась на подушку и моментально уснула.
Когда она снова открыла глаза, на ее горячем лбу лежала холодная влажная тряпица. Она увидела, что Константин сидит у ее постели и гладит ее волосы.
— Контин! — прошептала она. — Смотри, отец застанет тебя здесь!
— Ш-ш-ш, — прошептал он, — его нет... он уехал в патруль
Вот он рядом с ней, и от его улыбки ей и самой стало легче — пусть даже же это была и грустная улыбка. Она закрыла глаза, чтобы его образ отпечатался перед ее глазами, а ее Контин тем временем заговорил с ней так нежно, как не говорил с ней никто прежде.
— Павлина, — нагнувшись над ней, начал он приглушенным голосом. Он шептал ей на ухо, продолжая гладить ее волосы. — Однажды ты поделилась со мной секретом. Теперь и я тебе скажу нечто, чтобы ты знала, что я верю тебе... и что ты мне не безразлична. — Он глубоко вдохнул, глядя куда-то вдаль. — Но если ты проболтаешься, выдашь кому-то мой секрет, это будет означать мою верную смерть...
