— Всем раздеться догола! — приказал им старший, и сам первый, раздевшись, неторопливо зашел в ледяную воду, сначала по пояс, потом по плечи, а затем резко и шумно нырнул. Вынырнув почти у самого края воды, он быстро растерся полотенцем, а затем скомандовал:
— В воду, бегом марш!
Но Сергей заметил, что сам он едва сдерживает улыбку, глядя на их гримасы.
Бегом, конечно же, не получилось ни у кого. Бочком, переминаясь с ноги на ногу, малышня полезла в воду, и окрестности озера огласились пронзительными воплями и гоготом. Наконец решившись, Сергей плюхнулся в озеро, и тут же ледяная вода словно зубами впилась ему в кожу. Пулей он вылетел на берег и бросился скорей обтираться. На берегу тоже было весело — смеясь, мальчишки вырывали друг у друга полотенца, дергали за рукава гимнастерок, показывали красные пятна на груди и руках. Такого тепла и головокружительного прилива сил Сергею еще не приходилось испытывать, и все же, сказал он себе, надеюсь, это будет в первый и последний раз.
Но когда молодежь наконец управилась со своей формой и застегнулась на все пуговицы, старший объявил:
— Зарубите себе на носу, это только начало. Пока не станет совсем тепло, вам частенько придется бывать здесь в такую пору. Знаю, упражнение не из приятных. Но разве мы здесь для того, чтобы учиться приятному? Подобные упражнения закаляют тело и душу, как и подобает солдату, что готов в любой час положить жизнь за царя и Святую Русь. Настанет час, и лучшие из вас будут зачислены в гвардию.
«Гвардия... значит, и мне предстоит пойти по стопам отца?» — подумал Сергей
.5.
Прошло несколько недель. В один из дней, когда группа Сергея готовилась к занятиям по верховой езде, его позвал один из воспитателей, лейтенант Данилов:
— Сергей Иванов, вас вызывают.
Сергей сразу догадался, что это послал за ним его дядя. Предпоследний раз, когда его вызывали в кабинет директора, он узнал, что умер его отец. А в последний раз его вызвали, чтобы отпустить в увольнительную с дедом, о существовании которого он и не подозревал. Так что в этот раз он даже не знал, тревожиться ему или радоваться.
Господин директор обошелся без лишних предисловий.
— Мне только что сообщили, что ваш дед умер. Подождав мгновение, чтобы смысл его слов дошел до
Сергея, он добавил:
— Надо полагать, он сделал соответствующие распоряжения относительно вас. Вы узнаете о них в свое время. Ступайте, я вас не задерживаю, можете идти в часовню и помолиться о спасении его души, если у вас есть такое желание.
Сергей в часовню не пошел. Он вернулся в пустую казарму. Убедившись, что он один, вытащил из своего тайника материнский медальон и долго смотрел на фотографии. Вот теперь и дедуля Гершль ушел, чтобы соединиться с его родителями и с бабулей Эстер. Открывая этот медальон, он будет вспоминать и о нем тоже.
Он надел серебряную цепочку на шею, решив, что станет носить медальон, когда это покажется не слишком рискованным.
Потом он вытащил из тайника еще один дедов подарок — карту. Развернув ее на своей кровати, Сергей словно заново нарисовал ее в своей памяти. Убедившись, что запомнил каждый штрих, каждую отметку, Сергей разорвал карту на мелкие кусочки.
Вечером, в один из мартовских понедельников 1881 в их школу ворвалась новость, которая отодвинула на второй план все личные переживания Сергея, напомнив ему, что и его жизнь невидимыми нитями связана с тем, чем живет мир за пределами школы. Этот день выдался морозным и ветреным. Сергей с десятком других кадетов находился на учебной площадке на школьном дворе. Им как раз раздали деревянные сабли, чтобы отрабатывать приемы сабельного боя, когда на школьный двор через центральные ворота въехал незнакомый бородатый всадник в казацкой форме. Они все как один проводили взглядом незнакомца, который проскакал во внутренний двор, спешился и торопливой походкой вошел в парадную дверь школы.
Вскоре и кадетов всех собрали в часовне. Директор лично представил им новоприбывшего, Алексея Орлова, своего сослуживца бывшего, не без гордости в голосе прибавил он, по казацкому полку. Затем его голос стал строже и печальнее. С тяжелым сердцем, сказал он, приходится сообщать эту весть — государь наш, царь-батюшка Александр Второй, убит.
Затем и сам Орлов обратился к кадетам. Его голос звучал скорбно, но твердо:
— Спасибо, батюшка, — он почтительно поклонился отцу Георгию, — что принимаете нас здесь, в святом храме, — и продолжал: — Я был одним из тех, кому поручено охранять нашего царя-батюшку, беречь, как зеницу ока. Но мы не досмотрели... не уберегли... Царь наш пал от руки негодяев-бомбистов, которые давно замышляли убить его. Наш народ знает государя как царя-освободителя, даровавшего волю миллионам крепостных... даровавшего народу российскому невиданные и неслыханные в прежние времена свободы. Не за это ли возненавидели его те, кто осмелился поднять руку на нашего царя-батюшку? Скорблю только, что в ту страшную минуту мне не случилось закрыть своей грудью государя... Один из моих людей рассказал мне, как все произошло.
Орлов продолжал:
— Карета государя достигла верхней части одного из городских каналов, как вдруг невесть откуда появился молодой человек и бросил в упряжь лошадей нечто, что издали казалось снежком. Бомба взорвалась, но ранение царя оказалось неопасным. Увы, государь настоял на том, чтобы выйти из кареты, — взрывом жестоко ранило одного из казаков и мальчика-рассыльного, и государь лично захотел позаботиться, чтобы раненым была оказана скорейшая помощь.
Когда их императорское величество уже направлялись к карете, неожиданно к нему бросился еще один человек. Опять раздался взрыв. Не прошло и часа, как и сам убийца, и наш царь-батюшка скончались от полученных ран. Человек, бросивший первую бомбу, был допрошен и выдал остальных заговорщиков. И в этом злодеянии не обошлось без жидов... по крайней мере, одной из цареубийц, как нам известно, была некая Гельфман.
Выходя из часовни, Сергей невольно поравнялся с дядей. Сергей хотел было поскорей пройти вперед, но дядя неожиданно придержал его за руку. Взгляд его тоже не был таким отчужденно-далеким, как обычно.
— Ах, Сережа, — глухо проговорил он, — будь жив твой отец, не допустил бы такого... только не в его караул.
Вскоре в школу пришло известие о коронации царя Александра Третьего, но до Сергея долетали обрывки и других разговоров — что повсюду по России и Малороссии идет волна жестоких погромов, после того как прошел слух о еврейском заговоре с целью убить царя-батюшку. Слух оказался лживым — та самая единственная еврейка, шестнадцатилетняя беременная Гельфман, позже умершая в тюрьме, была наивной идеалисткой и всего лишь подругой одного из заговорщиков. Но это не остановило погромщиков.
В школе тоже были не прочь посудачить о революционерах и евреях, особенно в закольевской компании. Эти разговоры заставили Сергея вспомнить и о том, что кроме казацкой в нем течет и еврейская кровь. Каждая новая неделя приносила все более тревожные вести, и с ними росло беспокойство Сергея. Он не находил себе места. Абрамовичи, их уединенное жилище в лесной глуши могло укрыть их от посторонних глаз — и, напротив, сделать легкой добычей бандитов. Ведь, если бандиты-погромщики обнаружат в лесу еврейскую семью, что случится тогда?
