– А я помню, как они начинали, кстати. Мы тогда в 90-м году в Париже постоянно бегали смотреть панк-рок-цирк, назывался «Арк-Хаус», вот им как раз этот режиссер все ставил, который потом в Канаду уехал и «Дю Солей» учредил. Ух, эти панки были жо-о-о-сткие, у них первый же номер был с портовыми такими автопогрузчиками – представляешь, клоуны на автопогрузчиках, такие панковские клоуны, в косухах, даже носы накладные у них были с намеком на ирокез. Да, а в конце – там все в шапито происходило, купол на опорах алюминиевых, крепеж, – выходил тоже клоун, с болгаркой. И давай опору пилить. И хоть бы кто с места встал, запаниковал – все как под наркозом следили, как он опору пилит, она падает, полкупола ухает вниз на всех – но не задевает, нет. Вот с этого они начинали… щас так жестко не работает никто, нет.
Ох ты, ты видела, тоже мне, жонглеры – ну что-о-о это тако-о-о-ое… пятерочку отработать не может, рассыпалась… у нас вообще за такие вещи увольняли на раз-два… Кстати, и костюм, конечно, неудачный – она и так квадратненькая, а тут еще эти вставки по бокам – ваще сейф на ножках…
Смотри, смотри – видишь там, через три ряда, бабесса сидит двухметровая в люрексе? Ну да, ага, это дрессировщица из Рязани. Зда-а-а-ровая тетка, а дрессировщики все здоровые, если у них не тараканы, конечно, бегают по сцене – вот у этих в Рязани раз медведь выбежал из кулис прямо в фойе, люди в панике, дети орут, вата сахарная везде, мишка в сортир ломанулся, она за ним, представляешь, упала, сломала руку, но догнала и от шока так медведю в табло заехала, что нос ему в череп вогнала… так и помер, она пила потом неделю, остальных медведей продала по зоопаркам, переключилась на тигров… давно ее не видел, у нее муж еще такой вечно пьяненький, работал воздух, гимнаст воздушный. Она его пьяного отыщет, по мордасам отхерачит, на плечо – и понесла домой, он висит на ней, как шкурка, и рожи корчит, а все угорают… Да, у них дети оба погибли – один лет в одиннадцать разбился в номере, а второй наелся чего-то, отравился… Вижу, одна сидит, небось помер муж-то, эх, жалко…
О, еще вспомнил – там же в рязанском цирке жила семейная пара дрессировщиков, старички, у них жилья не было другого, они сорок лет в цирке жили, бездетные, вот у них под конец жизни только один мишка оставался, его звали Ряпа, беззубый, когти повыпадали, бельма на глазах, ужас… они целый день занимались тем, что семечки ему лущили, он только это и мог что языком слизать – от зубов одни пеньки остались, сгнили все… они его выводили фоткаться с детишками, те на нем и так, и эдак валялись, и лапы его себе на плечи клали, и голову в пасть совали – ему хоть бы что… Тем и кормились сами, фотками эти, и медведя кормили. А как помер он – они и месяца не прожили, с тоски оба, сперва он, потом она… Ну что ты, это частая история…
Ты про кого спрашиваешь? А, этот, это ваще уникальный персонаж – как думаешь, ему сколько лет? Вот ни фига! Он тебя старше, ага. У него номер – жонглирование острыми предметами и еще кубы такие – он по ним с закрытыми глазами поднимается, а сам ножами, ножницами, мачете работает, все вслепую, в повязке. Сюда небось явился – ангажемент ищет, и находит ведь, собака, вечно по заграницам мотается, я его где только не видел – и в Японии, и в Швеции, и в Штатах. А я тебе про Штаты рассказывал, как мы там во время путча в 91-м оказались?.. О, погодь, смотри… так… так… Да не, ну позор какой-то, а?.. Двойное сальто – ну кого щас удивишь этим?.. Китайцев я видел в Лондоне – тройное назад на канате, не хочешь? Вот это я понимаю… Вот я ж тебе и говорю – на семьдесят процентов их труппа из наших бывших.
Мы ж тоже могли в Штатах остаться, как раз путч был. Приехали, сорок человек, полгода ангажемент, все расписано, нас принимает какой-то Рабинович условный, тоже из наших бывших… поселил в колледже, выдал сухпаек и велел ждать. Мы день ждем, два, жрать охота, денег нет, в труппе дети… Тут является какая-то комиссия по зрелищам – где ваш Рабинович?! Как, самое, это – ваш Рабинович! Да вы что, а деньги где? – короче, слился этот поц со всеми суточными-прожиточными-проездными за полгода на сорок человек!!! И все! А мы не где-нибудь, в Атланте – и в августе 91-го. Еле дозвонились до консульства или, там, до посольства, щас уж не помню, они нам – идите на хер, у нас переворот в стране, денег нет, идите на улицы, зарабатывайте на дорогу домой! А что оставалось?.. Ну, про нас написали, конечно, газеты разные, телевидение снимало, как мы на улицах работаем, и тут вызывает нас какой-то сенатор не сенатор, не помню, негритос громадный, грит – я собираюсь стать… что ли губернатором, ну короче, давайте вы будете работать под мою избирательную кампанию, а как выберут меня, я всем вам гражданство, у меня в программе как раз большая часть про мигрантов… И представляешь, трое суток сорок человек чуть не поубивали друг друга, решали, как быть – и решили, кретины, что у советских собственная, бля, гордость, и отказались! Так вот заработали еле-еле на дорогу назад да и вернулись… Уж как жалели потом… да…
Я как раз тогда из номера ушел, надоело, подглядел у шведов в номере прикольную вещь – тоже воздух типа на резинках таких чудных, ну они свои секреты не выдают, конечно, я стал думать, как такое тут у нас сварганить, вязал из эластичных бинтов канаты – и бился, никак не мог придумать, как повторить, пока мне не достали такую резину, которая на авианосцах самолеты удерживает… Не, ну ты что, старуха, люди работают до сих пор, как же я расскажу… это ж государственная тайна!.. О, вот он… коронный номер, якобы-какобы… Ну я ж знал, я знал – это «колесо смерти» – два брата-узбека, они в аргентинском цирке это видели еще десять лет назад, вот, повторили… Не, ничего не хочу сказать – опасно и вестибулярка у них как у богов, да… Каждое выступление прощаются друг с другом, завещания давно написаны, но ты не представляешь, сколько они получают за такой выход! Какие лонжи, это невозможно при такой амплитуде…
А?.. ну не знаю, я такую клоунаду не уважаю… Ты же понимаешь, я репризы, кажется, во всем мире перевидал, чего только не… но это ихний спецфранцузский юмор такой, это мы еще хорошо сидим, далеко, а представь, тем, кто в первых пяти рядах? Они же видят все, как они в темноте что делают!.. Вот Саша Краманский выходил… Говорил таким тоненьким голосом: «Сейчас я исполню танец “Домино”!» А у него за плечами – корзина. И двенадцать минут! – двенадцать!!! – он занимался тем, что собирал рассыпанные вещи в эту корзину. Он держал зал так, что люди потом уже хлопать от смеха не могли. В самом конце он-таки исполнял танец «Домино», потом видел, что забыл положить мячик, кидал его в корзину, и там все у него за спиной взрывалось, и он в дыму с горящей задницей убегал. Люди просто описывались – так это было смешно! Но дирекция ему велела номер вдвое урезать – до шести минут. Урезал. И прикинь – не смешно. Двенадцать минут – адски смешно, а шесть – нет…
Танец с вешалкой? Не, это не Полунин. Это то ли Енгибаров придумал, то ли еще до него, старая реприза. Ну это как сказать… ну вот убери мысленно всю эту 3D-тряхомундию – что останется-то? Ну музыка, да, живая, ну голоса – но че они там по-итальянски-то пищат, разве это роль играет? Нет, а голое мастерство играет – а его тут нет… Убери эти эффекты – и все, пшик, фейк… Это-то и обидно… А за державу, напротив, не обидно, потому что мы все это можем – и на гораздо более крутом уровне. Мы ж, русские, самые непритязательные ваще. Мы когда в Японии работали – свой номер закончили и давай там сразу в коверных обращаться, помогали, крепили, убирали… Никто не делал так – ни немцы, ни макаронники, ни япошки тем более, только мы, потому нас и ценят до сих пор… вернее – ценили…
