Уже лежа на кровати, от нечего делать, он разбирал, словно фотографии, воспоминания и впечатления, которые у него остались от прогулки по городу. Из справки об истории Сирии он узнал, что город Дамаск один из древнейших городов мира, ему, по меньшей мере шесть тысяч лет, почти столько же, сколько и Иерусалиму. Город не выглядел опасным… как Кандагар или Кабул, он не ощущал режущих, злобных взглядов в спину. Город как город… явно восточный, но благополучный, без следов боев, взрывов и вообще человеческой беды. Девушки на улицах — девять из десяти одеты по-европейски, только на одной из десяти хиджаб. Довольно привлекательные — это видимо, от смешения кровей. Мужчины в основном тоже одеты по-европейски, на улицах много советских машин — почти как в Афганистане. Много кафе, небольших магазинчиков, стулья для посетителей иногда выставлены прямо на тротуар…
Но все равно, он слышал, чувствовал опасность — как звенящего комара…
* * *
На следующий день — он снова приперся в аппарат, просто для того, чтобы никто не мог сказать, что он без дела ошивается. Снова взял справки, почитать — лишним никогда не бывает.
Сирия — точнее Сирийская Арабская республика являлась социалистическим государством с твердой просоветской ориентацией. Первоначально она была частью Османской Империи, потом французской колонией, потом, в русле арабского освободительного движения освободилась и стала самостоятельным государством. В одна тысяча девятьсот семьдесят втором году в результате революционной смены власти главой страны стал генерал Башир Асад, твердо придерживающийся социалистических взглядов. До сегодняшнего дня он возглавляет БААС, Партию арабского социалистического возрождения. С 1976 года Сирия оказывает интернациональную помощь братскому палестинскому народу, борющемуся за освобождение своей родины от израильской военщины.
О том, каким является «братский палестинский народ» — Николай узнает многим позже…
Сирию с четырех сторон окружают враждебные государства — соответственно Турция, Ирак, Иордания и Израиль, дружественным — получается лишь Ливан, где уже десять лет не прекращается гражданская война. Здесь Николай сделал в чтении Паузу и задумался, после чего многозначительно хмыкнул. Почему так получается, что у социалистических стран — кругом враги. Ну, ладно Турция входит в НАТО. А как врагом стал Ирак, который тоже вроде как социалистический?
Дела…
Дальше шло про Голанские высоты, которые оккупировала израильская военщина и так и не отдает, про роль Сирии в арабском мире как оплота социализма, про братскую помощь Советского союза и все такое прочее. Николай все это только взглядом пробегал — он давно научился всей этой хрени не верить…
Хлопнула дверь, он настороженно поднял голову. Неверяще смотря, начал подниматься.
Перед ним стоял худой как щепка, хлесткий как пастуший кнут, одетый в однотонную песчаную форму непривычного покроя человек с выжженным солнцем лицом — и в прищуренных глазах его плясало пламя. Пламя горящих наливников на Саланге и бронетранспортеров в кандагарской зеленке, пламя афганской войны.
— Сменщик… — неверяще сказал он — ты что ли?
— Ротный? — неверяще сказал Николай.
Это и в самом деле был капитан Евгений Сивицкий. Тот самый, у которого он принимал группу спецназа в далеком Джелалабаде…
* * *
Они вышли из здания аппарата. У капитана — оказалась неподалеку припаркована машина, душманская полноприводная белая Тойота. Грязная, с какими-то странными, отличающимися от обычных номерами — Скворцов уже знал, как выглядят местные номера.
— Садись — приглашающе махнул рукой Сивицкий — щас еще одного рафика
[33] захватим и двинем в расположение. Ферштейн?
— Ферштейн… — сказал Николай усаживаясь в машину. Душно было так, что даже ему, привычному к жаре по Афгану стало не по себе.
Сивицкий резко рванул с места, и тут же взвыл кондей, окатив их если и не холодным то не таким теплым, как окружающий воздухом…
— Щас получше будет — сказал капитан, уверенно правя по дамаскским улицам — давно сюда прибыл?
— Два дня. А направления так и нет — сказал Николай.
— П…ры — нецензурно выразился Сивицкий, добавив по-арабски. Николай запомнил из всего необычно звучащее слово «маниук», потом оказалось, что это и есть по-арабски «п…р» и тот, кого так назвали должен первым делом убить обидчика.
Их тряхнуло на ухабе — и тут же заиграла музыка, местная, танцевальная. Капитан свернул рычажок, музон заглох.
— Во — оценил он — везучий ты. Я думал магнитола сдохла совсем. Ан нет, ты в машину сел, она и заработала. Давно оттуда?
— Пару месяцев — сказал Скворцов — полудохлого вывезли. С корабля на бал, можно сказать, как поправился — сюда.
— Кому отряд передал?
— Не знаю…
— То есть, как? — не понял Сивицкий?
— Я по спецуре работал, со смежниками
[34] — пояснил Скворцов.
— ОМОГ,
[35] что ли?
— Ну, да.
— А со званием что?
Скворцов вздохнул.
— Старлей еще.
— Ты чего? Залетал что ли?
— Что-то вроде того. Один раз крепко залетел. Едва не вышибли. По дискредитации.
По дискредитации — это слово каждый офицер понимал одинаково — по пьяному делу. В каких-то ситуациях могли и посочувствовать, но только не в спецназе, где выход на войну хотя бы одного человека в состоянии менее чем ста процентной готовности может привести к гибели всей группы. Скворцов тоже не стал упоминать, что запил он после того, как вместе со своим напарником Шило сбил зенитной ракетой Стингер самолет Генерального секретаря ЦК КПСС. Откровенно говоря, он не верил, что его не только выпустили за границу с такими то знаниями в башке, но и просто оставили в живых. Видимо, то ли сбой где-то произошел, то ли решили, что нечего грех на душу брать — сам навернется. Шило уже навернулся — убили предатели. Не питал никаких иллюзий насчет своего будущего и он.
— Здесь сухой закон.
— Да я сейчас ни капли — сказал Скворцов.
— Дела здесь серьезные. Кстати, у тебя замком… Шило был. Люди говорили.
— Был…
Сивицкий понял все. Остаток пути они проделали в тяжелом, нехорошем молчании.
На каком-то повороте — к ним в машину не сел, буквально вломился высокий, черноусый офицер со смеющимися черными как агат глазами.
— Ас салам алейкум, рафик Евгений…
Араб споткнулся, глядя на сидящего рядом второго советского.
