Выехали на Сисайд роад — когда-то давно, эта улица была не менее известна и роскошна, чем променады в Монако или в Ницце. Теперь — она была вся перерыта канавами, стояли блокпосты, бронетранспортеры и танки. Железобетонные блоки и колючая проволока. У пулеметов — дежурили пулеметчики, пропуская машины по одной…
— Весело…
— Это еще что — ответил Мантилло — в долине Бекаа еще веселее. Там сирийский спецназ, палестинцы, криминал — кого только нет…
— Советские… — предположил Авратакис.
— Может быть и так, сэр. За руку их здесь не ловили…
Машина резко свернула в проулок — здесь было постоянное здание посольства Великобритании, массивный, величественный, шестиэтажный дворец, накрытый сверху донизу сеткой от гранат и здание, которое раньше было консульской службой посольства США — здесь выдавали визы. Теперь, в это не слишком просторном и удобном здании — располагалось американское посольство. Посетителей — встречал окопанный крупнокалиберный пулемет, возле которого кто-то постоянно дежурил.
Как заводить друзей и оказывать влияние на людей. По-американски.
Они поднялись на последний этаж временного здания посольства. Лестница была узкой и тесной, постоянно приходилось расходиться с кем-то, прижимаясь к стене. Прямо в коридорах и даже на лестничных площадках — были свалены ящики с папками, в том числе, как успел заметить Авратакис — совершенно секретной. Подходи и смотри.
Бардак, однако…
— Здесь, сэр…
Кабинет Джима Паттриджа был маленьким и тесным, без приемной — но в этом здании не было других кабинетов. По углам — стоять мешки с песком на случай обрушения здания, стекла заклеены, отчего в кабинете полумрак. Сам Джим сильно изменился — одет кое-как и отпустил бороду. Возможно — ему приходится заниматься и оперативной работой на улицах…
— Кого я вижу…
Они знали друг друга. Как и все в ЦРУ, кто не закончил университет из «Лиги Плюща». Чистеньких — в такую дыру не послали бы.
— Смотрю, даром времени не теряешь — Авратакис кивком головы показал на окна и на мешки с песком.
— Это здесь необходимо.
Оба предшественника Паттриджа — погибли на своем посту.
— Ты здесь… начальник станции?
— Нет. Разве тебе не сказали?
— Нет.
— Мы — временная группа. Базируемся здесь. Станции больше нет — слишком опасно.
— Хорошенькое место…
— Другого нет.
— Мне нужны материалы по армянским группировкам.
Паттридж — включил лампу дневного света, висевшую на потолке без какого-либо абажура. Он не удивился — в ЦРУ быстро отучаешься удивляться чему бы то ни было.
— Как у тебя с допуском?
— Все нормально. Черт, иначе бы меня сюда не послали!
Паттридж — открыл старый, лязгающий дверцей сейф, перебрал несколько папок. Отложил две нужных.
— Знакомься. Это все что не разнесло взрывом к чертовой матери.
* * *
Почти до самого вечера — Гас Авратакис знакомился с оперативными материалами по армянской общине в Ливане. Кое-где рвались минометные мины и трещали автоматные очереди — но так все было тихо. Тихий день в Бейруте.
— Я так понимаю, АСАЛА — вроде как за русских? — спросил Авратакис вернувшегося Паттриджа. Тот нашел где-то кофе и был очень доволен.
— Не совсем. Эти армяне — они хоть и говорят, что они марксисты, но на самом деле они марксистами никогда и не были. Это примерно то же самое, что израильтяне, понимаешь?
— Не совсем.
— Они будут кем угодно. Марксистами, анархистами, капиталистами. Лишь бы им дали свое. А им нужна независимость.
— И как они ее намереваются получить? Взрывая президентский самолет? Тебе не кажется, что это глупо, а?
Здесь все были свои.
— Согласен. Глупо. Но они умнеют. И в следующий раз они могут взорвать аэропорт Шереметьево… так, кажется, это звучит.
Авратакис хмыкнул.
— Здорово.
— Здоровее некуда. Дружеский совет — тебе надо заглянуть в бассейн, если ты хочешь поговорить об армянах.
— В этой стране еще есть бассейны?
Паттридж улыбнулся, давая понять, что оценил шутку.
— Есть. Здесь есть богатые люди. Но дело не в этом. Французское посольство. Мы зовем его так, потому что там рядом есть муниципальный бассейн. Точнее — был бассейн…
Париж. Отель «Георг V». Авеню Георга V, 31. 21 июня 1988 года
Отель «Георг V» относится числу тех мест, которые переросли сами себя, это больше чем отель, больше чем место для постояльцев. В Лондоне такое же место занимает, наверное, «Кларидж», а в Москве — изуродованный коммунистами, но все же сохранивший частичку дореволюционного шика «Метрополь». Это не просто отель в двух шагах от Елисейских полей, это — сама Франция. Имперская Франция. Старая Франция, еще та Франция, которое не изуродовало безумство санкюлотов и гильотины на площадях. Это место где роскошь, даже вызывающая роскошь — разумна и оправдана, где остановившись даже на одну ночь вы можете испытать те же самые чувства и эмоции, какие испытывает владелец средневекового замка. Это место, где нет ординарных персон — пусть даже некоторые из его посетителей и пытаются прикинуться таковыми.
В этот день, ближе к вечеру, когда в Вашингтоне было уже утро следующего дня — напротив отеля остановился неприметный Рено-25 черного цвета, обычно используемый правительственными структурами Франции. Из остановившегося рядом Рено-19 вышли и разошлись в разные стороны трое неприметных молодых людей, блокируя тротуар с обеих сторон. Только после этого — четвертый вылез из Рено и открыл заднюю дверь, выпуская пассажира…
У пассажира — были большие причины к тому, чтобы предпринимать некие меры безопасности для защиты собственной жизни. Он не жил в своем доме, не пользовался одними и теми же машинами, никогда не говорил, когда и где он появится, каким маршрутом поедет, не стремился к какой-либо публичности. Черная шляпа и плащ делали его похожим на карикатурного шпиона. Ему было чего бояться — он знал, что кое-какие структуры на Востоке приговорили его к смерти, а СССР — послал по его следу палестинцев-ликвидаторов. Однако — он был готов сражаться за дело, которое считал правильным — даже если государство отказалось от него.
Человек в черной шляпе был легендой в суетном и совсем не героическом мире разведки. Одним из немногих рыцарей в этом подлом мире. Полковник, граф Александр де Маранш, потомственный аристократ и по выражению начальника контрразведки ЦРУ Джеймса Джизаса Энглтона — человек, в высшей степени заслуживающий доверия. Старожилы ЦРУ — не могли припомнить, чтобы Энглтон сказал так о ком либо еще. Возможно, дело было в том, что граф де Маранш был дворянином и потому испытывал ненависть к любым коммунистам. Дела Робеспьера не были забыты — и если граф не мог отомстить за своих предков французам, он мстил русским, которые выходили на демонстрации под своим ублюдочным красным флагом и пели ублюдочную «Марсельезу».
