Чем объяснить такое чудо? Одно объяснение дает сам Гагик, и оно мне очень нравится своей романтичностью. Не буду пересказывать его – почитайте сами
[14]. Я же поделюсь альтернативной версией, которая пришла мне в голову, когда я очень медленно и внимательно, буквально кадр за кадром смотрел фильм, посвященный работе Гагика. Я снова и снова останавливал воспроизведение, пытаясь разобраться, что происходит с портретом и людьми, – и наконец понял. Поначалу лица у больных тяжелые, искаженные переживаниями, спрятанные под застывшей «психотической маской» (так это называют психиатры). Первый портрет, который появляется спустя неделю, отражает всю тяжесть этой маски, а может быть, даже утрирует ее. Пациент сеанс за сеансом смотрит на портрет и видит себя – себя, находящегося в аду. И вдруг он чувствует, что его поняли – может быть, первый раз в жизни увидели и приняли его внутренний мир. Через скульптурный портрет Гагик показывает больному свое понимание и сочувствие.
Затем портрет начинает меняться. Гагик улавливает мельчайшие позитивные изменения в мимике больного и отражает их в портрете. А может быть, наоборот: Гагик миллиметр за миллиметром разглаживает глину – и вслед за ней разглаживаются лицо и душа больного. После первых двух недель сеансов возникает неразрывная магическая связь портрета и человека. Не делая резких движений, Гагик шажок за шажком ведет пациента к исцелению, меняя выражение лица портрета, а вслед за ним и внутренний мир человека. Я думаю, в какие-то моменты изменения скульптуры «вытягивают» больного, а в какие-то – изменения в душе больного отражаются в портрете: человек ощутил понимание, ему стало легче – и Гагик разглаживает пару морщин на портрете; затем человек замирает, но продолжает меняться портрет, еще одна морщина уходит из глины – и вслед за ней еще легче становится человеку…
[15]
Абсолютно тот же механизм задействует мастер глубинной фасилитации, только вместо портрета он использует испытание или игру. На первом этапе испытание (игра) должно зацепить участников узнаванием – тем самым устанавливается неразрывная магическая связь с командой, а затем победа в игре или успех в испытании меняет состояние и команды, и организации.
Кейс «Каньон»
В Сочи есть семиметровая скала над горным каньоном, которая стала популярной в последние годы. Там проводят командные испытания: команда человек за человеком прыгает со скалы в горную реку. Это совершенно безопасно, но очень страшно: человек оказывается заперт между стенами скал и может выбраться оттуда только намного ниже по течению. Я использовал это испытание, когда работал с командой, состоящей из очень амбициозных и вместе с тем очень формалистичных людей с высочайшей склонностью к иерархичности, привыкших прятаться за приказы, регламенты, должностные инструкции.
В каньон мы отправились на второй день трехдневной сессии. Участники облачились в гидрокостюмы, выстроились в линию и один за другим прыгнули в воду. Путь назад был отрезан: выбраться из каньона можно только через три километра, которые нужно пройти/проползти/проплыть по горной реке. Никаких иных вариантов нет: на протяжении всего этого пути река заперта в узком каньоне с многометровыми отвесными стенками – даже вертолет не посадить. И в этот момент иерархия исчезла: выяснилось, что физическая сила и ловкость никак не связаны с должностью: А. легко преодолевает завал из бревен, а Б. не может. На работе Б. не помогал А., отгораживаясь инструкцией. А здесь, в воде, А. пожалел Б. и протянул ему руку. Стало очевидно, что надо либо бросить на произвол судьбы половину команды (авось когда-нибудь выплывут), либо проходить каньон всем вместе в тесном сотрудничестве. И голые – в одних гидрокостюмах – люди начали сотрудничать. Они никого не оставили позади. Они организовали сложную слаженную работу – сильные помогали слабым, а слабые сильным – и все вместе прошли каньон.
На третий день мы обсудили результаты испытания и прониклись тем, как разительно «голое» взаимодействие отличается от рабочего. А ведь и тут, и там решаются очень сложные задачи. Мы поняли, что пройти бизнес-испытания существенно труднее, чем пройти спортивное испытание, так что выход за формальные рамки в бизнесе еще нужнее. И оказалось, что участникам понравилось общаться по-новому. Мы составили список правил на полстраницы и договорились, что команда, вернувшись в Москву, продолжит работать так же, как в каньоне. Даже о сигнале условились: если кто-то возвращается к должностным рамкам, говорим: «Каньон».
Сессия в Сочи оказалась поворотной для команды. Многие вспоминали о ней годы спустя: в каньоне была прорвана плотина формализма и вражды – и трансформацию было уже не остановить…
Надо сказать, что само по себе испытание – без подготовительного первого и «рефлексивного» третьего дня – могло не сработать. В первый день люди общались как обычно: бесконечная пикировка и отсылка к правилам. Второй день явил разительный контраст первому. А в третий мы отрефлексировали этот контраст, закрепили изменения через осознание и новые договоренности. Да, катарсис произошел в каньоне, но для его «перевода» в бизнес-контекст требовались первый и третий дни.
Кейс «Болото»
Мне хорошо запомнилось еще одно испытание, когда мы высадили группу на одном конце острова в Карелии и заставили добираться до другого конца. Мы недооценили сложность задачи: остров оказался таким болотистым и буреломным, что идти пришлось больше 10 часов (опасности для жизни не было – рядом дежурили сотрудники МЧС, но мы это не афишировали). Полчища комаров, болото, в которое люди проваливались по пояс, – все это подействовало на команду крайне негативно и угнетающе. Запредельная усталость вызвала острое раздражение участников по отношению друг к другу – про раздражение в мой адрес я уж и не говорю. Слишком тяжелое испытание не сплотило, а разобщило команду.
Используя аналогию с маскотерапией, можно сказать, что нам удалось «сцепить» портрет и человека, но не вышло разгладить маску-страдание. Команда завязла в болоте и взаимной агрессии так же, как делала это на работе. Узнавание произошло – но это было узнавание по принципу «мы такие же ужасные, как и в жизни».
