Ни в одной песне не упоминалось, что Вандалусской Гидре был только один день от роду. Это здорово умаляло величие подвига.
— Как бы то ни было, — промолвил Дракон, — наверное, он и впрямь разобижен; лорды и принцы магию терпеть не могут, и чем больше в ней нуждаются, тем больше ее ненавидят. Да, мелочная мстительность в таком духе вполне ожидаема.
Мне с легкостью в это верилось, я понимала, что Дракон имеет в виду. Если принц вознамерился переспать с сожительницей Дракона, кем бы эта девица ни была, — меня захлестнуло негодование при мысли о том, что на моем месте могла оказаться Кася, не обладающая даже ненавистной магией, чтобы себя защитить, — он и впрямь не заснул бы просто так. Такое воспоминание — как неправильный кусочек головоломки, его в сознание принца не втиснешь.
— Тем не менее, — добавил Дракон мягким, снисходительным тоном, как будто имел дело со щенком, который отучился-таки жевать тапку, — идея неплоха; я наверняка сумею слегка подправить его воспоминания, сделав их чуть иными.
Он поднял руку.
— Чуть иными? — озадаченно переспросила я.
— Я дам ему воспоминание о том, как он насладился твоей благосклонностью, — объяснил Дракон. — Вполне уместный восторг с твоей стороны — и удовлетворенность при мысли о том, как он выставил дураком меня. Я уверен, наш герой это проглотит и не поморщится.
— Что?! — охнула я. — Ты заставишь его… нет! Он же… он же…
— Ты хочешь сказать, тебе не все равно, что он о тебе подумает? — изогнул бровь Дракон.
— Если он решит, что я забавлялась с ним, что помешает ему… помешает снова захотеть того же?! — запротестовала я.
Дракон пренебрежительно отмахнулся.
— А я сделаю так, что воспоминание окажется неприятным — сплошь острые локти, визгливое девичье хихиканье, все быстро закончилось. Или у тебя есть идеи получше? — поинтересовался он ядовито. — Может, ты бы предпочла, чтобы его высочество проснулся, помня, как ты целенаправленно пыталась его убить?
Так что на следующее утро я пережила невыразимое унижение, когда принц Марек задержался у дверей башни, поднял взгляд к моему окну и послал мне игривый и нескромный воздушный поцелуй. Я наблюдала за ним, только чтобы убедиться, что он действительно уехал. Мне пришлось призвать на помощь все свое благоразумие — или его остатки, — чтобы не сбросить что-нибудь вниз прямо ему на голову, и не то чтобы залог страсти нежной.
Но Дракон был прав, соблюдя осторожность. Хотя в сознании принца воспоминание запечатлелось вполне утешительное, он замешкался на подножке кареты и, прежде чем наконец нырнул внутрь и соизволил убраться прочь, снова оглянулся на меня, слегка хмурясь, точно что-то его беспокоило. Я стояла у окна, глядя, как на дорогу оседает пыль от колес, пока карета наконец-то не исчезла за холмами — окончательно и бесповоротно. Только тогда я отвернулась и снова почувствовала себя в безопасности… что за нелепость — в заколдованной-то башне, рядом с темным чародеем и притом что под моей собственной кожей пульсирует магия!
Я натянула зеленое с золотисто-коричневым платье и медленно спустилась по лестнице в библиотеку. Дракон уже сидел в кресле, держа на коленях открытую книгу. Он обернулся ко мне.
— Очень хорошо, — как всегда недовольно отметил он. — Сегодня мы попробуем…
— Погоди, — перебила я, и он умолк. — А ты можешь научить меня, как превратить вот это… во что-то такое, что я могла бы носить?
— Если ты до сих пор не овладела заклинанием «ванасталем», я ничем тебе помочь не могу, — огрызнулся Дракон. — Собственно, я склонен заподозрить, что ты слабоумная.
— Нет! Мне не нужно это… это заклинание, — поспешно запротестовала я, избегая произносить ненавистное слово. — Я в таких платьях даже двинуться не могу, не могу сама зашнуровать их, не могу чистить и мыть…
— А почему ты не воспользуешься заговорами для мытья и чистки? — спросил он. — Я тебя научил минимум пяти.
Точно, и я постаралась как можно скорее их позабыть.
— Тереть щеткой и то не так утомительно! — возразила я.
— Вижу, таланта тебе не занимать! — раздраженно бросил Дракон, но меня его слова ничуть не ранили: магия — штука и без того достаточно мерзкая; становиться великой и могущественной ведьмой мне совсем не хотелось. — Что ты за странное создание: разве не все деревенские девчонки мечтают о принцах и бальных платьях? Ну, тогда чуть убавь заговор.
— Что? — не поняла я.
— Опусти часть слова, — объяснил Дракон. — Проглоти слог, пробормочи его неразборчиво, что-нибудь в этом роде…
— Просто… любую часть? — с сомнением уточнила я. Но все-таки попробовала: — Ваналем?
Укороченное слово на вкус оказалось приятнее: меньше и отчего-то дружелюбнее, хотя, может статься, это у меня разыгралось воображение. Платье затрепетало, юбки сдулись, опали, превратились в отличный летник из некрашеного льна, доходивший до голени, а поверх него легло простое коричневое платье с зеленым кушаком, удобно стягивающим талию. Я облегченно перевела дух; невыносимая тяжесть больше не наваливалась на меня от плеч до лодыжек — никаких тебе тесных корсетов, никаких бесконечных шлейфов: все просто, легко и удобно. И даже магия не опустошила меня досуха. Я вообще не устала.
— Если ты уже оделась по своему вкусу… — голос Дракона прямо-таки сочился сарказмом, маг вытянул руку и призвал с полки книгу, — мы начнем с силлабической композиции.
Глава 4
Притом что обладание магией меня совершенно не радовало, я наконец-то избавилась от неотвязного страха — и на том спасибо! Но образцовой ученицы из меня не вышло. Если я не забывала напрочь слова заклинаний, которым Дракон меня обучал, значит, я произносила их не так, как надо. Я глотала слоги, бормотала что-то невразумительное, путалась так, что заговор, призванный тщательно перемешать с десяток ингредиентов для пирога («Вот зелья составлять я тебе точно не доверю», — язвительно отмечал Дракон), вместо того превращал их в сплошную твердую массу, которая даже мне на ужин не годилась. Еще одно заклятие, долженствующее поддерживать небольшой ровный огонек в библиотеке, где мы занимались, похоже, не сработало вообще — так мы думали, пока не услышали вдали зловещее потрескивание, не кинулись наверх и не обнаружили, что из очага в гостевых покоях прямо над библиотекой рвутся зеленоватые языки пламени, которые уже охватили вышитый балдахин над кроватью.
После того как Дракон справился-таки с упрямым, недобрым огнем, он орал на меня минут десять, не меньше, честя безмозглым тупоголовым отродьем деревенщин-свинарей. «Мой отец дровосек», — поправила я.«…Криворуких неумех с топорами!» — прорычал он. Ну да я уже не боялась. Он просто кричал и бранился на чем свет стоит, пока не уставал, а потом отсылал меня прочь; а теперь, когда я убедилась, что собака лает, да не кусает, меня его крик и ор нимало не трогали.
Мне было почти стыдно за свою бездарность: ведь я уже поняла — его досада подсказана любовью к красоте и совершенству. Дракон вообще не хотел брать никаких учеников, но раз уж меня ему навязали, он мечтал сделать из меня ведьму могущественную и великую, передать мне свое искусство. Когда он демонстрировал мне образчики высшего чародейства, сложные и прихотливые переплетения жеста и слова, что лились как песня, я видела, что он всей душой любит свое дело: глаза его мерцали и вспыхивали в отсветах чар, а лицо казалось нездешним и почти красивым. Да, он любил магию — и готов был разделить эту любовь со мной.
