Дракон произносил слова чуть иначе, чем я, — чеканно и хрустко, и не в таком текучем ритме; поначалу мне показалось, что это не вполне верно. Но, насколько я могла судить, чары выплетались без особого труда, и спустя две страницы я наконец-то оценила его манеру чтения по достоинству: я как будто бы слушала, как талантливый рассказчик переложил любимую мною сказку на свой лад и уже преодолел мое инстинктивное раздражение оттого, что она звучит непривычно. Но когда очередь опять дошла до меня, мне с трудом удалось подхватить нить повествования — сил на это потребовалось куда больше, чем для первой страницы. Мы пытались вместе рассказывать одну и ту же историю, но тянули в разные стороны. Уже читая, я в ужасе осознала: того, что Дракон мой учитель, явно недостаточно; три ведьмы, налагавшие заклинание на его глазах, должно быть, куда больше походили друг на друга в том, что касалось магии и чародейства, нежели мы с Драконом.
Я продолжала читать, я упорно продвигалась вперед, вот я дошла до конца страницы. К тому моменту история снова потекла для меня ровно и гладко — но лишь потому, что она опять стала моей историей, а когда Дракон стал читать в свой черед, диссонанс зазвучал еще резче. Я сглотнула — во рту у меня пересохло — и подняла глаза над пюпитром. Кася смотрела на меня от стены, к которой была прикована, и улыбалась, и лицо ее сияло жутким светом — сияло от радости. Она не хуже меня видела, что ничего не получается — что заклинания нам не завершить. Я оглянулась на Дракона: он мрачно продолжал читать, сурово сведя брови и целиком сосредоточившись на странице. Он загодя предупредил меня, что прервет работу, пока еще мы не погрузились достаточно глубоко, если поймет, что нас ждет неудача; он попытается развеять чары сколь можно более безопасным способом и сдержит их разрушительную мощь. Дракон согласился попробовать, только когда я пообещала без спора смириться с его решением, прекратить все попытки и отойти подальше, если он сочтет нужным закончить.
Но чары уже набрали немалую мощь. Нам обоим приходилось напрягать все силы, только чтобы продолжать работу. Возможно, пути назад у нас уже нет. Я смотрела на лицо Каси и вспоминала прежнее свое ощущение: то незримое присутствие, которое я ощущала в Чаще, чем бы уж оно ни было, — оно здесь, в ней, это то же самое существо. А если Чаща здесь, в Касе, если Чаща знает, что мы такое делаем, знает, что Дракон был ранен и потерял значительную часть своего могущества, — она нанесет удар не мешкая. Чаща снова нападет на Дверник — или, может, на Заточек, удовольствуясь добычей поменьше. Мне отчаянно хотелось спасти Касю, а Дракон преисполнился сострадания к моему горю, и мы вместе только что преподнесли Чаще отличный подарок.
Я лихорадочно размышляла, что делать. И вот я проглотила все свои сомнения и колебания, и протянула дрожащую руку, и накрыла его ладонь, придерживающую страницы. Дракон вскинул на меня глаза, а я вдохнула поглубже и начала читать вместе с ним.
Дракон не прервал чтения, хоть и обжег меня яростным взглядом — «Что ты такое затеяла!» — но спустя мгновение понял и догадался, чего я добиваюсь. Поначалу наши голоса звучали просто ужасно, когда мы попытались слить их воедино, — нескладно и фальшиво, скрежеща друг о друга, и чары дрогнули, словно башня из камешков, возведенная рукой ребенка. Но тут я перестала читать подражая ему, — теперь я просто-напросто читала вместе с ним, полагаясь на внутреннее чутье; я обнаружила, что позволяю ему считывать со страницы фразы, а своим голосом словно бы превращаю их в мелодию, выбираю одно слово или целую строку и снова произношу нараспев дважды или трижды, а иногда просто мурлычу себе под нос, ногой отстукивая ритм.
Поначалу Дракон воспротивился; еще мгновение он упрямо придерживался чеканной четкости своего собственного чародейства, но моя магия приглашала его, звала за собою, и мало-помалу он стал читать — нет, не менее резко и отрывисто, но под заданный мною ритм. Он оставлял место для моих импровизаций, давал им дышать. Мы вместе перелистнули страницу и продолжили, не прерываясь, и где-то на середине следующего листа у нас родилась строка, которая и впрямь была музыкой — его голос хрустко и четко проговаривал слова, а я выпевала их, то высоко, то низко, и внезапно, к вящему нашему потрясению, все оказалось на диво легко.
Нет, не легко… это не совсем то слово. Его рука крепко стиснула мою, наши пальцы переплелись — и наша магия тоже. Заклинание изливалось из нас как песня, без всяких усилий — так вода бежит вниз по холму. Теперь его труднее было бы остановить, нежели продолжить.
Я наконец-то поняла, почему Дракон не находил слов, не мог объяснить мне, поможет заклинание Касе или нет. «Призывание» не порождало ни зверей, ни предметов, не наколдовывало прилива силы; не было ни огня, ни молний. Комнату залил ясный прохладный свет, даже не настолько яркий, чтобы ослепить взгляд, — ничего больше вообще не произошло. Но в этом свете все вдруг стало выглядеть иначе — нет, стало иным: каменные стены сделались прозрачными, белые прожилки заструились как реки; я завороженно их рассматривала, а они рассказывали мне историю — странную, глубокую, нескончаемую историю, не похожую ни на что человеческое, такую медленную и далекую, что мне вдруг померещилось, будто я снова превращаюсь в камень. Синее пламя, пляшущее в каменной чаше, было бесконечным сном, песней, что замыкалась в себе самой; глядя на мерцающие язычки, я видела храм, откуда был некогда взят этот огонь, — храм далеко отсюда, давным-давно превратившийся в руины. И все равно я внезапно поняла, где стоял этот храм и как наложить вот это самое заклинание и создать пламя, которое останется жить после меня. Резные стены гробницы оживали, надписи засветились изнутри. Я не сомневалась: я сумею прочесть их, если только посмотрю на них подольше.
Загромыхали цепи: вот теперь Кася принялась рваться и биться; лязг железных звеньев о стену прозвучал бы оглушительно-громко, если бы заклинание оставило место для подобного шума. Но бряцанье приглушилось до тихого отдаленного позвякивания; оно не отвлекало меня от чародейства. Я не смела взглянуть на Касю — пока нет. Как только я посмотрю — я все пойму. Если Каси нет, если от нее ничего не осталось, я это увижу. Я неотрывно глядела в книгу, панически боясь поднять глаза; мы продолжали заклинать нараспев. Дракон приподнимал каждую страницу до середины, а я подхватывала — и переворачивала до конца. Кипа страниц под моей ладонью росла и росла, а «Призывание» все изливалось из нас нескончаемым потоком, и вот я подняла голову, и в груди у меня стеснилось — я посмотрела на Касю.
С лица Каси на меня глядела Чаща: бескрайняя глубина шелестящей листвы, неумолчные ненависть, тоска и ярость. Но вот Дракон замешкался; моя рука до боли сжала его кисть. Кася тоже была там. Кася там. Я ее видела: вот она, Кася, плутает в этом темном лесу, ощупью пробирается вперед, всматривается во мрак незрячими глазами; уворачивается от веток, хлещущих ее по лицу, и от шипов, пьющих кровь из глубоких царапин на ее руках. Кася даже не знает, что она уже не в Чаще. Она все еще в ловушке, а Чаща отщипывает от нее кусочек за кусочком и упивается ее горем.
Я выпустила руку Дракона и шагнула к ней. Чары не дрогнули: Дракон продолжал читать, а я по-прежнему подпитывала «Призывание» своей магией.
