В лице у меня отразилось столько горя, что Алоша с грубоватым добродушием добавила:
— Со временем острота чувств притупится, дитя. Или ты просто научишься любить другие вещи. Как бедняга Балло, — промолвила она с суховатым, меланхоличным сожалением, которое и скорбью-то не назовешь. — Он ведь сорок лет прожил в монастыре, иллюминируя рукописи, прежде чем заметили, что он вообще-то не стареет. Мне кажется, он сам себе всегда удивлялся — как это он вдруг взял да оказался магом!
Алоша снова принялась вострить меч, а я вышла из комнаты. Все мое тело ныло, я чувствовала себя еще более несчастной. Я подумала о том, как состарятся мои братья; представила себе, как мой маленький племянник Данушек с таким серьезным, нахмуренным личиком приносит мне мячик, — когда-нибудь это личико станет лицом старика, изнуренного и согбенного под бременем лет. В могилу сойдут все, кого я знаю, уступив место детям своих детей, — только их мне любить и останется.
Но пусть лучше так, чем вообще никого. Пусть лучше эти дети бегают по лесу в безопасности. Если я сильна, если мне дарована магия, я стану им щитом — моей семье, и Касе, и этим двум малышам, что мирно сопят в постели, и всем прочим детям, уснувшим под тенью Чащи.
Так я твердила себе, пытаясь поверить, что этого достаточно, и все-таки от этих мыслей веяло холодом и горечью, тем паче в пустынных и темных коридорах. Несколько служанок рангом пониже уже приступили к дневным трудам и неслышно переходили из одних покоев в другие, раздувая огонь в очагах, точно так же, как и днем раньше, пусть король и умер. Жизнь продолжалась.
— Огонь поддерживать не нужно, Лизбета, — промолвил Солья, когда я заглянула в дверь. — Просто принеси нам горячего чаю и завтрак, вот умничка. — Пламя в его громадном каменном камине уже пылало вовсю, пожирая пару свежих бревен.
Жилище Сольи ничем не походило на мою тесную келью с видом на горгулью. Магу отвели помещение из нескольких комнат, и каждая раза в три просторнее той, куда упрятали меня. Каменный пол устилали в несколько слоев плотные и мягкие белые ковры. Сокол, должно быть, поддерживал их в чистоте при помощи магии. Во второй комнате сквозь двойные распахнутые двери виднелась гигантская кровать под пологом, смятая и неприбранная. По широкой деревянной панели в изножье летел резной сокол; глазом ему служил крупный гладко отполированный золотистый камень с черным узким зрачком.
Посередине комнаты стоял круглый стол. За ним расположились Солья и хмурый Марек в ночной сорочке и отделанном мехом халате поверх штанов — принц вольготно вытянулся в кресле и задрал ноги повыше. На столе на серебряной подставке покоилось высокое овальное зеркало длиной с мою руку. Спустя мгновение я поняла, что я не то чтобы смотрю под непривычным углом и вижу полог кровати — нет, зеркало вообще ничего не отражало. Словно некое немыслимое окно, оно смотрело внутрь шатра, на раскачивающийся шест в середине, поддерживающий полотняные стены, и на входное отверстие — узкую треугольную прорезь, сквозь которую виднелось зеленое поле.
Солья напряженно всматривался в зеркало, одной рукой придерживая раму. Глаза его превратились в два черных колодца зрачков и словно бы вбирали в себя все до мельчайшей детали. Марек так и впивался взглядом в его лицо. Ни тот ни другой меня не заметили, пока я не подошла почти вплотную, и даже тогда Марек едва оглянулся.
— Где тебя носило? — осведомился он и, не дожидаясь ответа, добавил: — Мне что, на тебя колокольчик повесить, чтоб больше не терялась? У Росии в замке наверняка есть шпион, а не то так полдюжины. Росцам уже известно, что мы идем к Ридве. Отныне и впредь будешь при мне неотлучно.
— Я спала, — язвительно сообщила я, прежде чем вспомнила, что принц только вчера потерял отца, и чуть устыдилась своей резкости. Впрочем, Марек, похоже, не так уж сильно убивался. Наверное, быть королем и принцем — это не совсем то, что быть друг для друга отцом и сыном; притом что Марек так и не простил отца за то, что тот допустил, чтобы королева угодила в Чащу. Но я все равно ожидала бы, чтобы у принца хоть немного покраснели глаза — от потрясения, если не от любви.
— Ну да, конечно, чего ж еще в такой момент делать, кроме как спать? — кисло буркнул принц и снова уставился в зеркало. — Где их всех черти носят?!
— Все уже на поле битвы, — рассеянно сообщил Солья, не отводя взгляда от стекла.
— Где полагалось сражаться мне, не будь Сигмунд подхалимом и интриганом, — буркнул Марек.
— Вы хотите сказать, будь Сигмунд полным идиотом, каковым он не является, — поправил Солья. — Сейчас ему ни в коем случае нельзя уступать вам военную победу, разве что он захотел бы отдать вместе с нею и корону. Уверяю вас, он знает, что мы уже заручились пятьюдесятью голосами магнатов.
— И что с того? Если он неспособен управлять знатью, стало быть, он того и не заслуживает, — рявкнул Марек, скрещивая руки на груди. — Эх, будь я там…
Принц с тоской покосился на бесполезное зеркало. А я глядела на обоих и просто-таки кипела негодованием. Выходит, Сигмунд не просто так беспокоится, что магнаты отдадут трон Мареку. Марек пытается отобрать трон. Внезапно я поняла, почему наследная принцесса посматривала на меня так неодобрительно: она ведь считала меня союзницей Марека. Но я проглотила первые десять замечаний, что уже вертелись у меня на языке, и коротко сообщила Солье:
— Мне нужна твоя помощь.
Один из черных провалов глаз под изогнутой бровью наконец-то обратился на меня:
— Я буду рад помочь тебе, дорогая моя, и вдвойне радуюсь твоей просьбе.
— Я хочу, чтобы ты сотворил заклинание вместе со мной, — промолвила я. — Надо наложить «Призывание» на королеву.
Солья замялся, радости у него заметно поубавилось. Марек обернулся и сурово воззрился на меня:
— Чего это тебе в голову взбрело?
— Что-то неладно! — воскликнула я. — Ты же не можешь притворяться, что этого не видишь. С тех пор как мы вернулись, одна беда следует за другой. Король, отец Балло, война с Росией — все это происки Чащи. «Призывание» покажет нам…
— Что?! — рявкнул Марек, вскакивая на ноги. — Что такого, по-твоему, покажет нам «Призывание»?!
Принц грозно навис надо мною, но я не сдавала позиций.
— Правду! — закричала я, запрокидывая голову. — Трех дней не прошло с тех пор, как мы выпустили королеву из башни — и король мертв, во дворце рыщут чудовища, а Польния вступила в войну. Мы что-то упустили. — Я развернулась к Солье: — Ты мне поможешь?
Солья переводил взгляд с Марека на меня, явно прикидывая что-то про себя. И наконец мягко выговорил:
— Агнешка, королева помилована. Мы не можем так вот просто взять и заколдовать ее без всякой причины, только потому, что тебя одолевают страхи.
— Но ты же сам понимаешь: что-то неладно! — возмущенно воскликнула я.
— Что-то было неладно, — отозвался Солья снисходительно и благодушно. С каким бы удовольствием я задала ему встряску! Слишком поздно пожалела я, что так с ним и не подружилась. Подкупить его я ничем не могла: к тому времени он уже отлично понял, что постоянно делиться с ним магией я не намерена, даже если из-за этого буду вынуждена пожертвовать чем-то важным. — Очень, очень неладно: но та порченая книга, которую ты нашла, ныне уничтожена. Не нужно воображать никаких ужасов сверх того, с которым мы уже покончили.
