— И меньше всего Польнии сейчас нужны новые тревожные слухи, — проговорил Марек уже спокойнее. Плечи его расслабились: принц выслушал Солью, благополучно проглотил его пагубно удобное объяснение, снова плюхнулся в кресло и водрузил ноги на стол. — Ни о моей матери, ни о тебе, если на то пошло. Все магнаты приглашены на похороны; как только они съедутся, я объявлю о нашей с тобой помолвке.
— Что?! — охнула я. Со стороны могло показаться, что Марек просто-напросто делится со мной небезынтересной новостью, которая самую малость затрагивает и меня.
— Ты это заслужила: ты убила чудовище, а народ такое просто обожает, — пояснил принц, даже не глядя на меня. — Вот только ломаться не вздумай. Польния в опасности, мне нужно, чтобы ты была рядом.
Я застыла на месте: я так разозлилась, что просто дар речи утратила, — ну да эти двое обо мне тут же позабыли, уставившись в зеркало. Кто-то, пригнувшись, вошел в шатер. По ту сторону стекла на стул тяжело опустился человек преклонных лет в богатых бранных доспехах; лицо его со всех сторон осунулось от старости: щеки обвисли, усы обвисли, под глазами и в уголках губ набрякли мешки; по лицу ручейками бежал пот, размывая запекшуюся грязь.
— Савьена! — воскликнул Марек, нетерпеливо наклоняясь ближе: он весь превратился в слух. — Что происходит? Росцы успели укрепить позиции?
— Нет, — произнес старик-генерал, устало вытирая лоб. — Они не стали укреплять броды, они просто устроили засаду у Долгого моста.
— Глупо с их стороны! — взволнованно воскликнул Марек. — Без укреплений им не удержать переправу дольше двух дней. За ночь прибыло еще две тысячи рекрутов. Если я выеду с ними немедленно…
— Мы перебили их на рассвете, — прервал его на полуслове Савьена. — Росцы мертвы: все шесть тысяч.
Марек растерянно умолк: он явно не ожидал ничего подобного. Он хмуро переглянулся с Сольей, как будто его эта весть не слишком обрадовала.
— Скольких вы потеряли? — осведомился он.
— Четыре тысячи и слишком много коней. Но мы их перебили, — повторил Савьена срывающимся голосом, оседая на стуле. Не все полосы на его лице проложил пот. — Марек, простите меня. Марек, ваш брат погиб. Его убили из засады, когда он поехал на разведку к реке.
Я отпрянула от стола — как будто и от слов этих могла убежать. Маленький мальчик там, наверху, протягивает отцу свой меч — «Я буду хорошо себя вести», — запрокинув круглую мордашку. Это воспоминание ударило меня как ножом.
Марек молчал. В лице его растерянность на время вытеснила все прочие чувства. Солья поговорил с генералом чуть дольше. Мне было невыносимо слушать, как они продолжают беседовать, будто ничего не случилось. Наконец Солья протянул руку и задернул зеркало тяжелой тканью. И оглянулся на Марека.
Растерянность в его лице постепенно таяла.
— Клянусь Господом, — промолвил Марек спустя мгновение. — Лучше бы мне ничего не получить, чем получить вот так. — Солья лишь наклонил голову, не сводя с принца поблескивающих глаз. — Но выбора у нас не осталось, в конце-то концов.
— Не осталось, — тихо подтвердил Солья. — Очень хорошо, что магнаты уже в пути: мы проведем голосование немедленно.
Губы мои были солоны; я плакала, сама того не ведая. Я попятилась к выходу. В ладонь мне легла дверная ручка: я ощутила под пальцами выпуклости и углубления резной соколиной головы. Повернув ручку, я выскользнула за дверь и тихо прикрыла ее за собою. Я постояла немного в коридоре, вся дрожа. Алоша была права. Ловушки, давно захороненные под плотным лиственным ковром, наконец срабатывают одна за другой. Крохотные сеянцы тянутся жадными ветвями из почвы.
Одна ловушка за другой.
Я бросилась бежать. Я мчалась мимо ошарашенных слуг, башмаки мои звонко стучали по камню, во всех окнах ярко сияло утреннее солнце. К тому времени, как я завернула за угол и оказалась перед покоями наследного принца, я совсем запыхалась. Дверь оказалась закрыта, но стражи на месте не было. Из-под двери в коридор сочилось серое марево. Ручка обожгла мне руку; я распахнула дверь.
Полог кровати пылал в огне, ковер обуглился. Стражники беспорядочной грудой валялись мертвыми на полу. Алошу окружили десятеро чужаков, безмолвно сжимая кольцо. Алоша страшно обгорела, доспехи ее местами расплавились и пристали к коже — и все-таки она продолжала сражаться. За ее спиной лежала мертвая принцесса, перегородив своим телом доступ к дверце шкафа. Рядом с нею билась Кася; под клинками врагов ее одежда уже превратилась в лохмотья, но кожа не пострадала. Кася сжимала в руках иззубренный меч и свирепо отмахивалась им от двух солдат, пытавшихся пробиться мимо нее.
Алоша отбивалась от остальных двумя длинными ножами — они яростно пели в воздухе, оставляя за собою трескучий огненный след. Воительница уже изрубила врагов в клочья, пол сделался скользким от крови, но эти солдаты падать и не думали. На них была роская одежда, а вот глаза — зеленые, безжизненные. В покоях пахло так, словно переломили надвое зеленую березовую ветку.
Мне хотелось закричать, а не то так зарыдать. Провести рукой по миру — и стереть все дочиста.
— Хульвад, — промолвила я, с силой выталкивая руками магию. — Хульвад, — вспоминая, как Алоша вытянула жидкое облачко порчи из ученика Балло.
Из солдат потекли струйки черного дыма — из каждой ножевой раны и каждого пореза. Дым заструился сквозь открытое окно в солнечный свет; и нападающие снова стали просто людьми, слишком сильно израненными, чтобы жить: один за другим они попадали на пол.
Избавившись от атакующих, Алоша развернулась и метнула ножи в тех, кто пытался убить Касю. Ножи глубоко вонзились солдатам в спины, из ран вокруг лезвий заклубился тлетворный дым. Рухнул сперва один, а затем и второй.
Теперь, когда врагов в живых не осталось, в комнате повисла странная тишина. Скрипнули петли шкафа, я аж подпрыгнула. Дверца чуть приоткрылась. Кася стремительно развернулась к ней. Наружу пытался выглянуть Сташек: лицо его побледнело от страха, но ручонка крепко сжимала маленький меч.
— Не смотри сюда, — приказала Кася. Она вытащила из шкафа длинный богатый плащ алого бархата. Закутала в него детские головенки и обняла малышей. — Не смотрите, — повторила она, крепче прижимая детей к себе.
— Мама, — всхлипнула девочка.
— Молчи, — дрожащим голосом велел ей мальчик.
Я закрыла рот руками и подавила рыдание.
Алоша тяжело, прерывисто дышала; на губах ее пузырилась кровь. Воительница обессиленно привалилась к кровати. Я, спотыкаясь, кинулась к ней, но она только отмахнулась. Сделала рукой такой жест, словно подцепляла что-то крючком.
— Хатол, — промолвила она и извлекла из воздуха меч-убийцу. И вручила его мне рукоятью вперед. — Что бы уж там ни таилось в Чаще, — сказала Алоша хриплым шепотом: голос ее пожрало пламя, — отыщи и убей его. Пока не поздно.
Я неловко приняла меч из ее рук. Едва выпустив клинок, Алоша осела на пол. Я опустилась на колени рядом:
