— Любишь? — спокойно переспросил я, а потом вскипел. — А сколько же тебе лет? Триста, двести? Или может ты еще татаро-монгол помнишь?
— Не хамите, Александр Петрович…
— Сергеевич, — поправил ее, и она почти сразу же посветлела лицом.
— Александр Сергеевич, — выдохнула она, — если вы смогли определить, что я ведьма, то сможете и снять с меня маску, если она есть. Ведь так?
— Так…
— Тогда я даже сопротивляться не буду! Смотрите…
Она замерла в той же самой позе, широко расставив стройные тоненькие еще десткие ножки, по-женски уперев руки в бока, немигающим взглядом уставившись мне куда-то в переносицу, прямо посередине коридора.
— Прошу…
Я присмотрелся, стараясь сорвать маску, порвать пелену наведенного морока, но лицо Миланы оставалось таким же красивым и молодым, как и в реальности. Никакие мои усилия мага-недоучки не могли помочь мне. Не появилось сморщенное кривоносое чудовище вместо очаровательной куколке, все было неизменно. Милане действительно было триннадцать лет.
— Ух ты… — выдохнул я, применив все свои навыки, при этом не ощутив ни капли сопротивления от Миланы. Она хотела, она желала, чтобы я ее проверил. Может действительно влюбилась в Мишку?
— Ну как? — ехидно улыбнулась она.
— Если честно я ожидал увидеть бабу ягу, — потупил я взгляд, стыдливо пряча глаза.
— К ведьмам всегда относились с предубеждением. Если чародейка, то старая…Если колдует, то во вред людям.
— А…
— Родители мои обычные люди, — поспешила меня заверить Милан, — ни отец ни мать не догадываются о том, какие способности передались их дочери от двоюродной бабушки.
— Класс…Зачем ты здесь?
— А вы что инквизиция? — чуть дрогнувшим голосом спросила девочка с легким вызовом и подростковым нахальством.
— Не инквизиция…Но пока ты встречаешься с моим сыном, я должен знать о тебе все.
— Не переживайте, Александр Сергеевич. У нашего племени есть традиция ежегодно собираться вместе и…как это сказать…отрываться по полной.
— Шабаш что ли? — нахмурился я.
— Вот-вот! Каждое годовое полнолуние в новом месте. Просто в этот раз это Харьковская Лысая Гора, вот я и упросила отца привезти меня сюда. Вроде для обмена опытом, он обменивается опытом с вашими профессорами, я с учениками Мишкиной школы и своими…
— Ведьмами! — добавил я.
— Я бы сказала волшебницами.
— Что-то мне подсказывает, что вы далеки от образа летающих фей с волшебными палочками.
— Это не столь важно…Важно то, что мне интересно с Мишой, а ему интересно со мной. Я не собираюсь причинять ему вред. Просто приятно побеседовать с хранителем Книги Судеб.
— Он тебе и об этом проболтался? — чертыхнулся я.
— Бросьте, это секрет Поллишинеля! — рассмеялась Милана.
— Хорошо! Но если ты в своей очаровательной белокурой головочке задумаешь по отношению к моему сыну какую-то гадость…
— Во-первых не к твоему сыну… — усмехнулась девчонка.
— Я тебя… — мне хватило сил схватить ее за руку, притянуть к себе, но мое тело вдруг содрогнулось, словно я засунул пальцы в розетку с оголенными проводами. Несколько раз ощутимо тряхнуло, а пальцы разжались сами собой.
— Что меня? — с ангельским выражением лица уточнила Милана.
— Ты меня поняла…
— Куда вы запропастились? — в коридор вышел улыбающийся Николас. — Милана нехорошо держать гостя на пороге. — Там остынет индейка! Пора за стол!
— Конечно же, отец, — смиренно опустила голову Милана, но я успел заметить ее острый, как хорошо наточенный нож взгляд.
Остаток вечера мы провели довольно скучно. Николас пытался рассказывать смешные истории из жизни англичан, но из-за их специфического чувства юмора мы со Светой смеялись из вежливости. Элизабет большей частью молчала весь вечер, изредка вставляя иностранные слова вперемешку с русскими, от чего ее речь становилась еще менее понятной. Милана с Мишкой ушли к девчонке-ведьме в комнату играть в приставку. Попив чай, мы раскланились с хозяевами квартиры, сочтя, что правила этикета соблюдены полностью. Встреча состоялась, знакомство с родителями произошло. Уже в такси моя умница, моя Светочка озвучила то, что меня больше всего насторожило в квартире, не дай бог, будущих сватов:
— Странные они какие-то, Сашунь… — тихо произнесла она, прижавшись к моему плечу своей щекой.
— Чего это вдруг, малыш? — напрягся я тут же.
— Они отличная семья, добрые веселые люди. Но у них нет ни одной фотографии, где они вместе…
Именно! Браво, моя умница! Мое золото! Вот, что мне еще не давало покоя и настораживало весь вечер. Никто из родителей Миланы не пытался похвастаться детским альбом дочери, показать, как она сделал первый шаг, как сидела на горшке или у нее прорезался первый зуб, а ведь именно с этого обычно начинаются любые гостевые посиделки! У этой семьи не было даже одной совместной фотки, даже по одному! Браво, любимая! Я мысленно сделал себе зарок, чтобы попросить завтра Красовскую навести об этих легионерах справки в погранслужбе.
ГЛАВА 13
— До свидания! — Милана закрыла за нами дверь и облегченно выдохнула. Тело все еще дрожало от нечеловеческого перенапряжения, которое она не испытывала…Да давненько не испытывала, последний раз больше семидесяти лет назад. Девочка зашла в ванную, вспоминая их разговор с отчимом Миши…Дворкин, надо же…Не зря говорят, что человек предполагает, а Бог располагает! Кто бы мог подумать тогда, в далеком семнадцатом году, когда главный инквизитор империи, словно хорошая ищейка, шел по следу харьковского ковена ведьм, что спасти этих ведьм из вечного заточения в междумирье возьмется пасынок его однофамильца. Хорошо, хоть не Петрович, с ухмылкой подумала Милана, а то бы вышло совсем комично.
Она брызнула себе в лицо водой, пытаясь смыть усталость. В голову лезли настойчивые воспоминания семидесяти прошлых лет. Все чему ее научила Агриппина действовала. Милана была внешне, будто заморожена в своем триннадцатилетнем состоянии, но только внешне…А вот душа…Душа пережила многое. Стала старше, набралась опыта, легшего тяжким грузом на хрупкие девчоночьи плечи.
— Как же мне все это надоело… — пробормотала Милана, глядя на себя в зеркало. Быть ведьмой оказалось очень трудным и хлопотным делом, тем более последней великой ведьмой. Колдуньей с детским тельцем и очень умными мозгами, которые никто в этом мире не принимал всерьез. Даже этот чертов Дворкин! Тогда, в семнадцатом году, он отнес на руках Милану на улицу из горящего здания отеля Алаиды. Она была всего лишь маленькой девочкой, впервые увидевшей смерть близких ей людей, и плакала по-настоящему, ревела во весь голос, размазывая прозрачные слезы вымазанной в сажи ручкой.
