Мы инстинктивно боимся операций и, в общем, правильно делаем. На операционном столе с пациентами нередко происходят вещи поистине необъяснимые, предугадать которые часто невозможно. Статистика гласит, что половина летальных исходов прямо на столе или вскоре после операции вообще никак не зависит от квалификации врача. А значит, операция – это решение и впрямь сомнительное, на которое сама медицина соглашается в последнюю очередь, по исчерпании других возможностей.
Итак, соблазн здесь очень велик. Соблазн не поверить, что, кроме хирургического вмешательства, от грыжи нас не избавит никто и ничто. Недаром во времена, когда после операций больные умирали чаще, чем выживали, было составлено множество заговоров и рецептов лечения грыжи. Лечения без вмешательства, тогда исполнявшегося буквально варварскими методами. Но мы – современные люди. А значит, мы должны понимать, что грыжа – это необратимое разрушение мышечного волокна в данном конкретном месте. И единственное, что здесь можно еще сделать, – это добиться, чтобы локальное разрушение не превратилось в тотальное.
Восстановить же целостность волокон на данном участке через естественную регенерацию невозможно. Грыжевые ворота – щель между мышцами – образована не мышечной тканью, а фиброзной. Следовательно, она не срастется, что бы мы ни сделали. Как и было сказано выше, рассасывание очага фиброзного разрастания или рубцевания невозможно вызвать ни заклинанием, ни какой бы то ни было смесью трав.
К сожалению, это чистая правда. И основная часть сожалений здесь связана не с тем, что нам придется-таки выбрать один их видов оперативного вмешательства. По-настоящему сожалеем мы в случаях, когда операция нам противопоказана. А отказ от хирургического вмешательства мы можем получить при:
• наличии любых инфекций в острой стадии;
• наличии хронических, но с трудом поддающихся лечению инфекций – туберкулеза, сифилиса, гонореи, дерматитов (поражений кожи) любой, и тем более неясной, этиологии;
• злокачественных опухолях любой стадии и расположения. Точнее, операцию нам в таком случае могут назначить и провести, однако делать это будет не хирург обычной больницы, а онколог;
• с большой осторожностью оперативное вмешательство назначается при беременности. Тем более что сценарий, когда грыжа связана именно с нею, не исключен. Тем не менее некоторые грыжи (например, грыжа матки или яичников) у женщин сами по себе создают угрозу для плода или служат причиной бесплодия. В таких случаях операция допустима всегда, кроме поздних (5–9 месяц) сроков беременности;
• в старческом возрасте – то есть если пациенту более 70 лет.
Само собой разумеется, что при остром ущемлении грыжи хирургическое вмешательство проводится в любом случае, и как можно скорее. Но здесь риск летальных осложнений после него не учитывается по одной простой причине. Той, что неоказание пациенту немедленной помощи является гарантией летального исхода, и в самом скором времени.
Несложно заметить, что большинство противопоказаний к операции здесь либо относительно, либо временно. Под «относительно» следует понимать перенаправление к другому врачу, если данная конкретная грыжа имеет свою специфику. Например, так происходит при раке, независимо от того, связана ли опухоль с грыжей или нет. Дело в том, что с опухолью нужно в принципе обращаться очень осторожно. Злокачественные ткани обладают повышенной, так сказать, прожорливостью (иначе это их свойство назвать нельзя) на любые вещества, попадающие в организм. Если мы примем стрихнин или сулему, мы можем быть уверены, что большую часть яда после вскрытия найдут именно в тканях опухоли.
При необходимости же провести любую операцию такое свойство рака превращается в серьезную угрозу потому, что требует коренного изменения тактики проведения вмешательства. Особенно в части ее фармакологического сопровождения. И это никак не зависит от того, планируется ли задеть злокачественные ткани или нет. Во-первых, при раке больному требуется совершенно иной расчет дозы наркоза, да и действующее вещество тоже нередко приходится брать другое. Если нарколог ошибется, больной раком может проснуться на операционном столе значительно раньше, чем хотелось бы.
Во-вторых, изменить придется дозировку ряда веществ, которые при накоплении в любых тканях тела или несвоевременном их выведении могут стать причиной серьезного нарушения. Ведь ткани опухоли обладают собственным обменом веществ, и обычно он протекает совсем иначе, чем в остальном теле. Клетки рака вполне могут начать массово гибнуть под действием проглоченного в «ударной» дозе токсина. Остановить этот распад после будет невозможно – во всяком случае, без новой операции, уже по удалению опухоли. А раньше чем через две недели после герниотомии ее точно не назначат – это верное убийство. Ответ же на вопрос, успеет ли пациент за это время умереть от некроза, вызванного злокачественным распадом, очевиден: успеет, и даже не один раз – все зависит от места расположения опухоли и силы кровотечения при ее разрушении.
Кроме перечисленных, существует еще ряд нюансов, требующих лечения онкобольных именно в профильной клинике. Потому что даже после операции опухоль будет беспардонно поглощать всю глюкозу из капельницы с физраствором и съедать «за» целевые ткани добрую половину антибиотиков. Не говоря уже о том, что именно в послеоперационном периоде многие опухоли дают метастазы в печень и почки – органы, работа которых нарушается обилием лекарств сильнее всего.
Ну а противопоказания к операции из-за острых и хронических инфекций носят сугубо временный характер. Ясно, что в процессе работы хирург наверняка заразит иссекаемые ткани возбудителем, который имеется в организме больного. Даже если основная инвазия затронула совсем другие ткани и области. Впрочем, большинство инфекций в современной медицине излечивается, и весьма эффективно. Проблема здесь скорее в том, чтобы обнаружить некоторые весьма скрытые заболевания – например, венерические, включая хламидиоз и вирус папилломы, а также некоторые виды гепатита. В случае, если полное излечение невозможно или его не удается достичь, нам будет предложено провести курс на максимальное подавление активности возбудителя. И назначить операцию на период, когда инфекция утихнет настолько, насколько это вообще возможно.
Так что неустранимое противопоказание здесь, в сущности, лишь одно – преклонный возраст. Да, помолодеть на два десятка лет ради устранения одной грыжи мы точно не сможем, даже нарочно. Как при полном, так и при временном противопоказании к хирургическому вмешательству нам наверняка предложат воспользоваться на это время бандажом. Безусловно, его же придется носить и некоторое время после операции. Иными словами, бандаж, хоть он решением и не является, сопровождает грыжу довольно часто. Вполне возможно, что нам его не избежать, и носить его придется постоянно, в течение довольно долгого периода времени. Потому в наших интересах будет запомнить несколько несложных правил выбора бандажа, которые помогут нам подобрать его правильно, в точности по нашей мерке и сделать его ношение максимально эффективным. Итак:
• наиболее современными, гипоаллергенными и подходящими для ношения даже в жаркое время года считаются сетчатые бандажи из полимерных волокон – полиамида, нейлона, акрила и пр. Но если мы в течение жизни отдаем явное предпочтение натуральным тканям, разумнее выбрать такой же бандаж – из хлопка, льна. Его контакт с кожей тела обещает быть длительным и тесным, поэтому есть вероятность, что соображение сравнительно комфортной температуры перевесят соображения лучшего впитывания натуральными тканями таких выделений, как пот и кожный жир.
