Но он хотел мести, и ничто иное, особенно такая тривиальная вещь, как
благоразумие, не имело значения.
Катра придвинулась ближе и разорвала его рубашку, открыв рваные раны на груди.
Он начал было отталкивать Кэт, но в руках у нее появилась тряпка, смоченная в
холодной воде, чтобы очистить раны. Ее доброта все равно казалась ему
бессмысленной, учитывая ее гены. К тому же он не привык, чтобы кто-то помогал
ему. Все, кого он знал, отвернулись от него и оставили страдать.
Люди не бывают добрыми, он это знал. Доброта проявляется только в том случае,
если акт милосердия может принести им выгоду.
- Почему ты мне помогаешь?
Она бросила на него уничтожающий взгляд.
- Кто сказал, что я помогаю тебе?
Он вздернул бровь, многозначительно взглянув на её руку, вытирающую кровь.
Прежде чем ответить, она прочистила горло.
-Мне не нравится смотреть, как избивают людей, ясно?
- И почему же я этому не верю? А, постой, я знаю. Потому, что ты дочь самой
большой стервы, которая когда-либо жила. Которая всю жизнь причиняет боль тем,
кто встречается на ее пути.
- Ты можешь прекратить говорить об этом? – процедила Кэт сквозь зубы.
Как будто это могло его остановить.
- Она стерва.
- Не это, другую часть. Но лучше прекрати говорить и то, и другое, или мне
придется посыпать эту рану солью.
- Почему? Разве ты не гордишься мамочкой?
Зеленые глаза Кэт встретились с его горящими глазами.
- Я люблю свою мать всеми фибрами души, и я могу убить или умереть за неё.
Поэтому прекрати говорить о ней так, или я тебя убью!
Син замер, его посетила очень страшная мысль. Если Катра была дочерью Артемиды…
Он помнил, как Артемида толкнула его к своей кровати, когда в голове у него был
туман от пойла. Она разорвала его одежду и опрокинула на матрас.
Артемиду считали девственницей.
Сина охватило ужасное чувство.
- О черт, ты моя дочь, да?
Кэт скривилась, как будто это была самая отвратительная мысль, которую только
можно представить.
- Не льсти себе. Твои гены не могли породить меня.
Ладно. Она была красивой и высокой, выше Артемиды – это она легко могла
унаследовать от него. Её кожа была темнее. Желудок Сина сжался.
- Тогда кто же твой отец, если не я?
- Это точно не твое дело.
- Это я, верно?
Она закатила глаза, затем пальцами соединила края раны.
- Мужчины и их эго! Поверь мне. Моя мать не захотела бы лечь с тобой в постель,
даже если бы ты весь был облит шоколадной карамелью.
Так, а вот это действительно его задело.
- Прошу прощения? Хочу, чтобы ты знала: я чертовски хорош в постели. Мои навыки
непревзойденны. Я был не только богом Луны. Я был шумерским богом плодородия.
Ты ведь знаешь, что это означает?
- Ты сильно завидуешь пенисам других богов плодородия?
Он оттолкнул её руки и попытался встать, но снова упал.
- Не волнуйся, я не скажу другим богам о твоей маленькой проблеме с пенисом.
Она приводила его в смятение.
- Ты дочь своей матери.
- И я сказала тебе, чтобы ты перестал это говорить.
- Почему?
- Потому что никто не должен обо мне знать.
Он засмеялся, услышав злость в ее голосе.
- Они что, слепые? Ты выглядишь в точности как она.
- Нет. Я больше похожа на отца. У меня только глаза матери. Ты и сам это
заметил.
Неудивительно.
- У тебя её голос.
Кэт нахмурилась.
- Правда?
- Да, акцент отличается, но интонация та же. Ты говоришь прямо как она.
Кэт встала на ноги и отошла от него, пораженная его открытием. Син был очень
наблюдателен. И этим отличался от других. Опять же, в большинстве своем люди не
были так внимательны; Кэт задумалась, заметил ли кто-нибудь еще сходство
голосов. Если кто-то и заметил, то был достаточно благоразумен, чтобы хранить
свои догадки при себе.
- Спасибо за помощь, – сказал Син, указывая на зажившую грудь, а затем
восстановил рубашку с помощью своих сил. Он попытался перенестись из ее дома,
но обнаружил, что не может.
- Что за…?
В ответ на его злобный взгляд Кэт лишь пожала плечами.
- Тебе придется остаться здесь.
- Дерьмо, - вырвалось у него.
- Нет, только не здесь, - сказала Кэт, указывая на чистый пол. Затем она
прижала к груди сломанную руку. – Если ты покинешь это место – ты мертвец.
Поверь мне. Как только ты произнес то, что запрещено, и моя мать вызвала
Разрушителя, чтобы уничтожить тебя, был подписан твой смертный приговор.
Син прямо-таки источал ярость.
- Я не буду заложником. Ты поняла?
Его праведное негодование вызвало у нее усмешку.
- Отлично. И это я слышу от человека, который вырубил меня и спеленал, как
мумию. Что, по твоему, это было?
- Это другое.
- Да, только потому, что я была жертвой. Хотя подожди, ты прав. Я делаю это для
твоей защиты, а ты так поступил, чтобы убить меня. Может, я должна позволить
тебе уйти? И поделом тебе.
- Тогда почему ты не делаешь этого?
Прежде чем ответить, она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Злостью ничего
не достигнешь - она знала это. Гнев втравил ее мать в такие переделки, что не
выручила бы и команда рэйнджеров.
- Потому что я хочу знать правду о том, что случилось в ту ночь, когда ты
ворвался на Олимп. Артемида сказала, что ты пытался её изнасиловать.
Он издал такой звук, как будто прикоснуться к Артемиде – худшая вещь, которую
только можно вообразить.
- А что думаешь ты?
- Я не знаю. Не заметила в тебе ни одного морального принципа. Может, она
права.
Он подошел и встал перед ней. Его глаза сверкнули золотом на свету, когда он с
отвращением посмотрел на нее.
- Поверь, малышка. Мне никогда не требовалось принуждать женщину. Но давай
представим, например, что все было так. Ты что думаешь, я настолько глуп, чтобы
попытаться сделать это на Олимпе, под носом у других богов?
В его словах был смысл, но Кэт не собиралась показывать, что признает это.
- Ты самонадеянный. Ты мог это сделать.
- Да, - низким и зловещим тоном произнес Син, - самонадеянный, но не тупой.
