После этого я вообще перестала рассказывать о своем сне. Прятала все чувства. Может, так и должно быть. Может, таково мое наказание за то, что не спасла Джона.
* * *
Смысл нашего жизненного пути заключается в том, чтобы понять, кто мы и каково наше место в мире. В юности у меня случались мгновения, когда я начинала думать, будто мои необычные способности неотделимы от главной цели моей жизни. Деваться от своего дара мне было некуда, остановить его проявления я не могла, поэтому я забавлялась идеей, что, возможно, моя цель заключается в том, чтобы научиться управлять этим даром и употребить его во благо.
Но гибель Джона и мой сон, предвещавший эту беду, изменили все.
Я отказывалась верить, что цель моей жизни может быть связана с чем-то столь страшным и мучительным. Подобное «знание» не могло быть хорошим – это однозначно было нечто плохое.
Поэтому я поклялась отказаться от этого так называемого дара. Я его не хотела. Он был мне не нужен. Я буду жить без него.
Литани Бёрнс
После похорон Джона и прежде чем вернуться в Бингемтон, я договорилась о встрече с пастором в нашей церкви на Лонг-Айленде. Мне нужно было с кем-то поговорить, и первый, кто пришел в голову, был наш пастор. Это был милый, добрый человек, и я знала его с детства. Он был худой, носил бороду и напоминал мне Иисуса. Может быть, поэтому я ему так доверяла.
Я встретила пастора в его кабинете в задней части церкви и разревелась, едва успев сесть на стул. Всхлипывая и хватая ртом воздух, я рассказала пастору все – про свой сон и смерть Джона. Я рассказала ему про дедушку и странный порыв, который заставил меня повидать его в последний раз. Я шарила взглядом по лицу пастора в поисках малейших признаков осуждения или пренебрежения, но не находила. Он просто сидел и слушал, давая мне выговориться. И только когда я наконец умолкла, заговорил сам.
– Лаура, какие курсы ты посещаешь в колледже?
Я изложила пастору свое расписание: литература, история, философия…
– Ты ходишь на философию?
– Да. Введение в философию.
– Ну, так в этом все и дело, – сказал он самым обыденным тоном. – Сны и то, как ты их истолковываешь, и все это – связаны с твоими занятиями философией. Это влияние новых идей и теорий, которыми заполнена твоя голова. Эти занятия и заставили тебя увидеть этот сон.
Я слушала его и чувствовала, как высыхают слезы. Я глубоко вздохнула, поблагодарила пастора за потраченное время, пожала ему руку и ушла. Он не желал мне зла и, разумеется, был уверен, что помогает мне. Но мне сразу же стало ясно, что его слова неверны. В конце концов, способности доставали меня задолго до того, как я записалась на введение в философию.
Я поняла, что в этой церкви, да и в любой другой мне ответов не найти. Я верила в бога и верила, что богу ответы ведомы, но после разговора с пастором я также поняла, что бог гораздо больше и могущественнее, чем эта церквушка из кирпича и цемента. Ответы следовало искать где-то в другом месте.
Вернувшись в Бингемтон, я попыталась встроиться в ритм жизни колледжа. Я никому не рассказывала, в каком смятении и расстройстве пребываю, – так же как не смела никому рассказать о своих способностях. Я старалась быть типичным новичком. Ходила на вечеринки, усердно училась, встречалась с какими-то мальчиками. Но не могла выкинуть сон о Джоне из головы и впала в глубокую депрессию.
На помощь мне пришла моя подруга Морин.
В колледже она была моей лучшей подругой, и я рассказала ей немножко о своих способностях. Однажды она упомянула о женщине, которая, как она слышала, жила в небольшой приречной общине под называнием Ньяск, к северу от Нью-Йорка, откуда была родом сама Морин.
– Ее зовут Литани Бёрнс, и она ясновидящая, – сказала Морин. – Она работала над делом о сыне Сэма
[1] несколько лет назад. Может, она сумеет ответить на кое-какие из твоих вопросов.
Я не стала терять ни минуты. Я договорилась с Литани Бёрнс о четырехчасовой сессии. Она была ясновидящая, медиум и целительница. В 1977 году прокурор округа Манхэттен пригласил ее работать над печально знаменитым делом сына Сэма в Нью-Йорке. Она не рекламировала свои услуги, тут явно сработало сарафанное радио.
Спустя неделю, в бодрящий мартовский день, мы с Морин проехали три часа до Ньяка на ее красном кабриолете. Ньяк оказался маленьким и хорошеньким городком на реке Гудзон, застрявшим, казалось, в прошлом веке. Приемная Литани помещалась в скромном двухэтажном здании из алого кирпича на углу Мэйн-стрит. Мы нашли где припарковаться, Морин пожелала мне удачи и отправилась по магазинам. Мне было тревожно, волнительно и немножко страшно. Я подошла к входу на первом этаже, но заколебалась, не решаясь нажать звонок. Меня прямо мутило. Наконец я глубоко вздохнула, позвонила, и Литани впустила меня.
Она поздоровалась со мной у дверей своей приемной. Ей было лет тридцать, светлые волосы до плеч и живые и добрые зеленые глаза. Она лучилась энергией, и от этого я сразу почувствовала себя непринужденно. Я видела вокруг нее голубую ауру – теплый, исцеляющий оттенок. Находиться рядом с ней было как стоять возле комнатного обогревателя в морозный день. Всякая нервозность покинула меня.
Мы пожали друг другу руки, она подвела меня к дивану, а сама уселась в кресло напротив. Приемная у нее была маленькая, теплая и простая. Никаких висячих кристаллов и прочей мишуры. Только диван, кресло и письменный стол. Стены были выкрашены в цвет лаванды. Это было уютное, удобное место. Сначала Литани молчала. Она просто смотрела на меня и вокруг, словно измеряла. Наконец лицо ее тронула улыбка.
– Что ж, – сказала она мягким успокаивающим тоном, – вижу, ты одна из нас.
Она произнесла это совершенно спокойно, как школьная медсестра сообщает ребенку, что у него температура. А я сидела и ушам своим не верила.
– Ты об этом знаешь? – спросила Литани. – Знаешь, что ты медиум?
– Нет, – ответила я. – Я ничего в этом не понимаю. Я просто думаю, что я с придурью.
Литани улыбнулась.
– Ты чувствуешь других людей? – спросила она. Я кивнула. – Ты считываешь их энергию? – Я снова ответила утвердительно. – Ты видишь и слышишь вещи, невидимые и неслышимые для других? – Да по всем пунктам.
– Ты ясновидящая и яснослышащая, – объявила Литани. – У тебя дар, и в свое время ты поймешь, как им пользоваться. Но первый шаг – это не бояться дара. Не чувствовать себя проклятой и не стыдиться. И это не придурь. Твой дар прекрасен.
Всего несколькими словами Литани Бёрнс начала придавать моей жизни смысл. Словно с огромного окна отдернули тяжелую черную портьеру, впустив поток золотого света. Впервые в жизни я почувствовала, что встретила того, кто меня понимает не только внешне, но и изнутри.
