Глядя назад, я искренне не могу вспомнить, кем я была. В то время моей жизни я была просто ненормальной и настолько погрузилась в попытки обеспечить нужды других людей, что абсолютно потеряла себя. Я поняла это, только когда устала от своей пустой жизни.
Представьте себе сцену. Город Ньюкасл на северо-востоке Англии. Зима, скоро Рождество. Я проработала там все выходные. В то время я проводила большую часть своих выходных именно так. Помню, был вечер пятницы – а Ньюкасл оживает в выходные дни. Там действительно умеют веселиться. Доки поблизости были полны народу, и к вечеру до меня начали доноситься голоса поющих мужчин и смеющихся женщин. Было еще рано, но корабли уже пришвартовались, и моряки сошли на берег, собираясь отлично поразвлечься.
Я смотрела на них из окна своего гостиничного номера. Я помню, что это была хорошая гостиница – простая, но симпатичная. Номера ничем не отличались от многих других, где я останавливалась раньше. Я прекрасно ориентировалась в своем номере в темноте, хотя и не бывала тут до этого. Просто он был обставлен таким образом. Безликость, подчеркнутая скромной новизной. Эти мысли вогнали меня в настоящую, глубокую депрессию. Мне казалось, я могу угадать даже меню местной кухни. Я проверила – и оказалась права.
Я повернулась к окну. Бесспорным плюсом этого номера был вид, который из него открывался. Окна моего номера выходили на пристань, и мост Миллениум через реку Тайн выглядел потрясающе. Местные жители называют его «Мигающий мост». Я так и не узнала почему. Но мост был действительно красив. Особенно когда стемнело и на нем зажглись огни. Мост стал похож на сказочный – словно и не мост вовсе, а врата в другой мир.
Я все стояла и смотрела. Вместе с темнотой пришел снегопад, и я наблюдала, как снежинки опускаются на крыши припаркованных машин. Я наклонилась к стеклу, рассматривая улицу, и поняла вдруг, как мне холодно. Не только потому, что зима, – мне было холодно внутри.
Холод несуществования. Холод гостиничного номера, обустроенного так удобно для постояльцев и никому не нравящегося. Вот во что превратилась моя жизнь. Пресная и безликая. Вот моя реальность, и это я ее создала. Или, по крайней мере, позволила ей вокруг себя возникнуть, потому что утратила желание создать свою собственную. Я перестала существовать как личность. Никто не звонил мне, приглашая поиграть пятничными вечерами – да и любыми другими вечерами, если уж на то пошло.
Моя одержимость работой вылилась в то, что меня перестали куда-либо звать. Люди устают спрашивать, если вечно слышат в ответ отказ. Наблюдая за жизнью на улице за окном, я немела все больше. Помню, я была не в состоянии вспомнить, когда все стало таким, но знала, что было слишком много выходных, когда я смотрела наружу из слишком многих гостиничных окон в слишком многих городах.
Если меня больше нет, какой смысл все это продолжать? Кто будет по мне скучать – я имею в виду, скучать по-настоящему? Как можно скучать по кому-то, кого и так никогда нет?
Глядя вниз, я заметила трех женщин, идущих по улице в обнимку и громко распевающих рождественские песенки. Я подумала: что бы они сказали, увидев меня в окне? Я проводила выходные, запершись в одиночестве и наблюдая, как развлекаются остальные. Мой взгляд сместился, я посмотрела на свое отражение в темном стекле. Меня поприветствовало бессмысленное выражение лица. Мне не понравилось увиденное, так что я отступила обратно в комнату. Включила телевизор, бездумно пробежала по каналам. Торжество реалити-шоу. Жизнь других людей – для таких, как я, не имеющих собственной жизни.
И что теперь делать? Можно заказать в номер еды. Или выйти из гостиницы и броситься в воду с моста. Помню, как подумала о том, что в темном холодном Тайне утонешь, скорее всего, быстро. Я надела сапоги и обмотала шею шарфом. По крайней мере, не замерзну по дороге.
Когда принимаешь такое решение и в абсолютно трезвом состоянии (не будем говорить о состоянии рассудка; могу только заверить вас, что ощущала себя в тот момент вполне нормальной; то, что я собиралась сделать, казалось самым разумным и логичным поступком в моей жизни), с тобой начинают происходить очень странные вещи. Ты двигаешься на автопилоте. Ты чувствуешь, как твое сердце прыгает внутри, словно пытаясь напомнить: ты еще жива. Могу сказать, что первой пришедшей мне в голову мыслью было: теперь, когда я приняла решение, лучше так и сделать. Нет смысла ждать.
Я вышла из гостиницы, пересекла улицу и вскоре оказалась на середине моста. Было не очень поздно, и вокруг толпился народ. Я решила вернуться сюда позже – мне стало как-то неловко при мысли о том, что я окажусь в центре всеобщего внимания, если кто-нибудь попытается меня остановить. Лучше подождать. Так что я ушла. Я бесцельно бродила по улицам, заполненным людьми. Мне хотелось знать, когда уже этот город отправится спать, чтобы и я нашла немного покоя. И я шла и шла. Шла и шла… В общем, вы поняли.
Через несколько часов я, усталая, оказалась на вершине большого холма, откуда был виден весь город. За время своей долгой прогулки я впервые за много месяцев почувствовала себя живой. Может, этому поспособствовали холодный ветер и снег, а может – совершенное физическое усилие. Не могу сказать, о чем именно я тогда думала, но зато помню, как это ощущалось – как нечто хорошее. Снег неторопливо падал весь вечер, крутясь поземкой и наметая сугробы. Острые углы зданий казались расплывчатыми и мягкими, как пастила. Снегопад превратил эти обшарпанные дома в рождественские украшения, елочные игрушки.
Со стороны города доносились громкие возгласы, но здесь, на идущей вверх улочке, я была абсолютно одна. Почти одна. Я посмотрела на самую вершину и увидела там девушку. Она была слишком легко одета: в маленькое платье и туфли на очень высоких каблуках. Я не могла как следует ее разглядеть, пока девушка, отвернувшись от автобусной остановки, не проехалась вниз по холму и не оказалась сидящей по пояс в снегу. Снег тут же укутал ее голову и плечи. Я направилась к ней, вверх по холму, беспокоясь, что она замерзнет насмерть, а может – уже замерзла. Я просто хотела убедиться, что с ней все в порядке.
Когда я подошла, девушка зашевелилась, разваливая образовавшийся за ее спиной сугроб, и подняла ко мне голову.
– Хочешь чипсов, дорогуша? – Она вытащила из бумажного пакета размякшие чипсы. – От чипсов сразу станет теплее.
Пробормотав это, девушка залилась смехом. Я не могла к ней не присоединиться.
– Прибыла моя колесница! – провозгласила она, указывая в сторону автобуса, взбирающегося по дороге в нашу сторону.
Я помогла ей подняться и забраться в автобус. И лишь тогда разглядела крошечные нейлоновые крылья с вымокшими перышками, надетые на ее оголенные плечи. Девушка помахала мне рукой с заднего сиденья своей «колесницы», уносящей ее домой, на небеса.
Я смеялась всю обратную дорогу. Смеялась, пока не заплакала. В тот вечер ангел спас мне жизнь. Ангел – там, где мне и в голову не пришло бы его искать.
Я вернулась в свой номер и заказала тарелку чипсов – в ее честь. И все еще смеялась. Я поняла, что не хочу убивать себя – хочу положить конец своему текущему существованию, снежной королеве, в которую превратилась. Такой холодной, жестокой и неприятной. Ее, как собаку, выдрессировали на взаимодействие с окружающим миром – и дрессировал главным образом тот мужчина, хотя больше всего – ее собственная слабость.
