И в этот момент оно меня увидело. Я и не заметила, как оно подкралось. Меня унесло далеко от Йорка, далеко от брюха этого вонючего ворона и заперло посреди темной зловонной пещеры. Не могу даже описать, как я разозлилась. Словно мало мне было того, что я потратила столько сил на то, чтобы отделить свою душу от тела, и тем не менее взойти на костер, и убедительно двигаться в огне, пока тело горит.
Полагаю, я сама виновата. Нужно было сразу оттуда убираться, но мне стало немного любопытно. Вам тоже стало бы любопытно. На костер меня привело тщеславие. Если бы я продолжала предсказывать местные события и не стала бы упоминать о том, что его преосвященство кардинал Уолси никогда не побывает в Йорке, мне бы, скорее всего, удалось дожить до еще более глубокой старости.
Вообще же, это не было больно – стать духом, но я не сумела предвидеть, что окажусь заперта в известняковой пещере. Хороша же из меня провидица! И у меня появилась новая проблема: известняк в дерьме приклеил меня к полу пещеры, а сверху капало известью. Целая вечность в дерьме. Это не та участь, какой бы я себе пожелала. Нужно было быстро что-то предпринять, пока не сгнил мой дух. Как и все духи, он питался желаниями других. А уж мой-то – пуще прочих, потому что при жизни я была целительницей.
Так что я принялась осматриваться. Я хорошо знала эти места. Меня принесло обратно в Нерсборо – туда, где я родилась. Я видела пещеру и долину вокруг, и, хотя эта пещера оказалась замурована от людей и воняла, как выгребная яма самого дьявола, вокруг было очень красиво. Возле пещеры рос заповедный лес, который огибала река. Здесь будет достаточно безопасно для того, что мне было нужно, – для времени. Тихое, мирное место. Речка Нидд лениво несла свои воды поблизости, превращая скалу, в которой находилась моя пещера, практически в остров. И я приняла решение. Использую известняк и выращу свою статую. Здесь, посередине этой пещеры я создам из известняка копию своего тела – и этим призову к себе нужды людей. Это займет время. Но я умею ждать. Уродство научило меня терпению.
Некоторые из тех, кто писал мою историю, считают, что я родилась в этой пещере. Они отчасти правы. Урсула Сонтхил умерла, а легенда гласит, что Матушка Шиптон родилась в этом самом месте. Прошло время, и я сотворила в пещере статую, сидящую на известняковом троне и окруженную известковой водой. Теперь я обрела форму, которой могла призвать нуждающихся в свою пещеру. Эта форма стала тем, что притянет их желания.
Получив новое тело, мой дух стремился к свободе. Мне хотелось облететь Англию, побывать в чужой магической земле кельтов, впитывая в себя все, что увижу, услышу и узнаю в этих путешествиях. В мыслях я уже летала, и заключение в темной пещере сводило меня с ума. Но я знала: нужно ждать. Служители религии больше ничего не могли сделать мне, давно утратившей земное тело и освобожденной от человеческих нужд своего времени. Поэтому, как только мой дух полностью исцелился, я призвала элементалей, чтобы они открыли пещеру.
Скажу вам, это был хороший день. Свежий воздух Йоркшира вытеснил из пещеры всю вонь, и я вырастила у входа цветы, чтобы он выглядел привлекательнее. Весной я выпустила свой голос в первый полет. Это случилось в сумерки. Прекрасная Нарастающая Луна заливала своим светом реку и укромную тропу, ведущую во внешний мир. Было очень красиво – в тот момент время будто остановилось; я стояла рядом со своими цветами у входа в пещеру и знала: она скоро придет.
И она пришла, молодая девственница пришла ко мне. Ее страждущее сердце открыло ее сознание, и девушка услышала меня. Цветы привели ее к входу в пещеру, она зашла внутрь, а я последовала за ней.
«Я вижу, что у тебя на сердце, дитя, – сказала я. – Принеси мне подарок, и твое желание исполнится».
Ладно, будем откровенны: я немного утратила хватку. Если подумать, я провела в этой пещере около двухсот лет. Поэтому реакция девушки, внезапно услышавшей чужой голос – даже если он и прозвучал в ее собственной голове – и увидевшей в пещере женскую фигуру, закованную в известняк, была вполне естественной. Неудивительно, что она испугалась и в ужасе убежала.
В следующий раз я решилась выбраться наружу только через несколько месяцев. На этот раз это была не девственница, а чья-то мать, забредшая к моей пещере. Разумеется, это должна была оказаться мать. Познавшая боль рождения детей. Познавшая утрату. Поэтому я дала ей ребенка, которого она так жаждала. Две чистых души были вытащены из ее тела мертвыми и теперь корчились в неосвященной земле. В их матери не осталось любви к Церкви, и она была готова воззвать ко мне, прося исцеления. После встречи со мной она родила здорового ребенка, и вернулась, как и обещала, и повесила в моей пещере подарок – детскую погремушку.
А я взяла эту деревянную погремушку, привязанную теперь к чреву моей пещеры, и превратила ее в камень – капля за каплей. И когда погремушку целиком покрыл известняк, внутри меня отозвалось еле слышное эхо жизни. Выполненное желание той женщины превратилось в искру жизни, и я впитала ее через известняк. Мой план удался. С тех пор я принялась звать матерей, только матерей, каждую, кто готов был меня слушать. Их чрева знали, что такое вынашивать плод, и все они тяготились пустотой. Матери, боявшиеся смерти.
И другие – желавшие ее своим мужьям. Матери, чьи руки болели от ежедневной работы по дому. Матери, чьи мужья их предали. Ручеек превратился в поток, а поток нашел себе новое русло, и про меня узнавало все больше людей. Длинная дорога к моей пещере стал частью пути паломничества. Как бы это не понравилось Уолси! Моя пещера стала храмом для тех, для кого у Церкви не было места. Она предлагала им лишь страдания и кару. Я же давала свободу и исполнение желаемого. Моя каменная статуя не одевалась в голубые одежды. Для меня не зажигали свечей и не служили служб. Я занималась своим делом в темноте лишенной солнца пещеры.
Толпы вокруг Капающего колодца все росли, и одежда приходящих сюда людей изменилась. Теперь здесь собирались не только бедные и нуждающиеся. Вскоре у пещеры начали появляться разодетые женщины и даже иногда мужчины. О, хотя мода и изменилась, их желания ничуть не менялись. И все это время я ждала, собирая с каждого их подарка огонь желания. Они благодарили меня за рождение ребенка, за замужество, за появление в их жизни любви.
Но не думайте, что, выполняя их желания, я преследовала корыстные цели. Нет. Никогда. Существуют правила. Нарушь их – и снова окажешься в дерьме. Если вы попросите меня причинить кому-нибудь зло, я не смогу и не стану этого делать. Однако же я могу вернуть ему обратно зло, которое он причинил вам. Таким образом он получит урок. А если у вас есть терпение и вы готовы открыть мне свое сознание, я научу и вас. Если нет, наслаждайтесь своим времяпровождением в дерьме, потому что в нем и останетесь. Простите. Я слишком долгое время провела в известняке – это на мне сказывается. Все будет по-другому, когда меня освободят из этой пещеры.
Как я уже сказала, вокруг пещеры начали собираться целые толпы, и в моей скале поселился новый бог торгашества. Слингсби, владелец этого участка земли, сдал мою пещеру в аренду некоему смотрителю – как достопримечательность, а тот, в свою очередь, принялся собирать с каждого приходящего ко мне денежную мзду. Поначалу я рассердилась, но затем приняла случившееся. Он мужчина. Он меня не слышит, не видит. Для него эта пещера – всего лишь способ наживаться на легковерности женщин. Какая ирония! Он зарабатывал деньги, а я излечивала тех, кто приходил в мою пещеру. Его жадность хранила пещеру от тех, кто мог причинить ей вред, а я становилась все сильнее. Столько символических подарков, оставленных в извести. Она поглощала каждый, а я, с каждым даром света, оставленным в пещере, оживала все больше. Столько чужих желаний было вложено в эти вещи!
