После этого кузнец снял с огня большой котел, в котором варилось тело шамана, и перелил содержимое его в другую посуду. При этом оказалось, что все мускулы были отделены от костей. Кузнец сказал Дюхаде: «Так как ты имеешь три лишние части тела, ты будешь иметь три шаманских костюма».
Когда все кости шамана оказались отделенными от мяса, кузнец сказал ему: «Весь твой костный мозг стал рекою», и Дюхаде действительно увидел внутри помещения реку, по ней плыли кости. «Смотри, как твои кости уплывают», — сказал кузнец и стал их щипцами доставать из воды. Когда все кости были вытащены на берег, кузнец сложил их вместе, и они покрылись мясом, а тело шамана приобрело прежний вид. Оставалась отделенной только голова. Она представляла собой голый череп. Кузнец покрыл череп шамана мясом, приставил к туловищу, и тот окончательно принял прежний человеческий образ.
Перед тем как отпустить Дюхаде, кузнец вынул у него глаза и вставил другие. Своим железным пальцем он просверлил шаману уши, приговаривая: «Ты будешь понимать и слышать разговоры растений». Просверлил и затылок, сказав: «Ты будешь понимать и слышать разговоры растений, находящихся сзади тебя». После этого Дюхаде очутился на вершине какой-то горы и вскоре очнулся в своем собственном чуме.
Рассказы, аналогичные приведенному, записаны у разных народов и в разные времена. Современные факты и факты древности нередко свидетельствуют о былой общности культур и верований. При этом совпадения подчас кажутся, на первый взгляд, невероятными. Например, в собрании древнеяпонских мифов «Кодзики» можно найти описание брачного обряда «вокруг столба», хорошо известного по восточнославянским свадебным ритуалам. Вот как описывается, к примеру, бракосочетание японских первобожеств — брата и сестры Идзанаги и Идзанами:
«На этот остров (они) спустились с небес, воздвигли небесный столб, возвели небесные покои. Тут спросил (Идзанаги) богиню Идзанами-но микото, свою младшую сестру: “Как устроено твое тело?” И когда так спросил, та ответила: “Мое тело росло-росло, а есть одно место, что так и не выросло”. Тут бог Идзанаги-мо микото произнес: “Мое тело росло-росло, а есть одно место, что слишком выросло. Потому, думаю я, то место, что у меня на теле слишком выросло, вставить в то место, что у тебя на теле не выросло, и родить страну. Ну как родим?” Когда так произнес, богиня Идзанами-но микото ответила: “Это (будет) хорошо!” Тут бог Идзанаги-но микото произнес: «Если так, я и ты, обойдя вокруг этого небесного столба, супружески соединимся”, — так произнес <…>»
В конечном счете, небесный столб оказывался космическим символом мужского естества и именно в данном своем натуралистическом качестве использовался в брачном ритуале разных народов, весьма далеко отстоящих друг от друга в пространственном и временно́́м отношении. Так, в белорусских деревнях чуть ли не до середины XX века практиковался свадебный «столбовой обряд», где деревянный столб имитировал фаллос, а жених с невестой должны были по несколько раз обойти вокруг сакральной реликвии.
Удивительные пересечения между древнеяпонской и европейской (и в частности славянской) мифологиями на этом не исчерпываются. После смерти любимой и обожаемой жены Идзанами ее брат-супруг Идзанаги последовал за ней в Подземное царство мертвых, где на него набросилась вся подземная нечисть. Тем самым японский первопредок повторил путь эллинского Орфея и русского былинного богатыря Потыка, также последовавшего в могилу за своей коварной женой Марьей Белой Лебедью. Однако главное совпадение состоит совершенно в другом. После множества невероятных приключений Идзанаги вынужден был вернуться в мир живых существ, где его стали преследовать адские фурии — служительницы ада. Тогда бог бросил на их пути густой гребень, из коего выросли непроходимые заросли, на какое-то время остановившие преследовательниц. Не правда ли, сей эпизод напоминает сюжет из русской волшебной сказки, когда главный герой или героиня также бросают гребень, дабы выросшая чащоба остановила догоняющую их вражью силу?
6. Матриархальные и гиперборейские реминисценции в бажовской мифологии, уральских сказах и легендах
Предпринятый выше научный анализ бажовской и мировой мифологии заставляет нас еще раз (но уже на новой основе) вернуться к ключевой проблеме древней истории — ее матриархальным истокам. Образ Хозяйки Медной горы как бы олицетворяет суть, смысл и значение данной темы. Ее доскональное изучение, собственно, и началось с раскрытия материальных корней мифологии. Так, крупнейший швейцарский ученый XIX века Иоганн Бахофен (1815–1887), который и ввел в научный оборот понятие «матриархат», отмечал в своем давно уже ставшем классическим труде «Материнское право», что мифологическая традиция должна быть признана как достоверное и совершенно независимое от воздействия свободной творческой фантазии свидетельство древнего времени, ибо оно подтверждено и проверено исторически бесспорными фактами
. Мифология, утверждал Бахофен, есть изначальная, более великая и более важная действительность: лишь она может показать нам древние времена, и хотя в мифах все переиначено, завуалировано, — они порождены реальной исторической эпохой и помогают реконструировать эту древнюю эпоху в тех ее фрагментах, где отсутствуют материальные археологические свидетельства.
Пещеры занимали особое место среди различных матриархальных объектов, предметов и натуральных или символических аспектов женского естества. Мать-пещера, спасительница и охранительница не одного поколения пещерных обитателей, ассоциировалась в их сознании прежде всего с женской утробой. Сюда после долгой ночи проникали пронизывающие мрак солнечные лучи, олицетворявшие небесно-космические фаллосы. Но и сами горы, в которых, как правило, находились пещеры, олицетворяли соответствующую и необходимую сторону сексуального партнерства. Культурологи отмечают: если пещера всегда олицетворяет женский принцип и обозначается треугольником вершиной вниз, то в таком случае гора, в которой находится пещера, символизирует мужской принцип и обозначается таким же треугольником, но вершиной вверх. Китайцы пошли еще дальше, наполнив оба первоначала космическим содержанием: пещера — одна из ипостасей фундаментального женского принципа инь, а гора — его зеркального отражения — мужского принципа ян.
Испокон веков пещеры были неразрывно сопряжены с погребальным обрядом и представлениями о загробном мире, в свою очередь, смыкающимися с культом Великой Богини-Матери. Немецкий исследователь древней культуры Е. Вардиман подчеркивает: в прошлом люди считали, что между могилой и материнской утробой существует внутренняя связь. Древнейшими гробницами служили пещеры, гроты, расщелины в скалах, то есть чрево Матери-Земли. Из ее тела человек выходил, в него же он и возвращался. Вот почему для многих древних этносов смерть считалась матерью, которая вновь принимает в свое лоно жизнь, ею же порожденную. В этом смысле умереть означало вернуться в материнское лоно.
Таким образом, древние пещеры выступали объектами первобытного культа, им поклонялись, они внушали страх и трепет, обрастая разного рода обычаями или запретами. В Восточных Саянах живет маленький сибирский народ тофалары, насчитывающий менее тысячи человек и говорящий на одном из тюркских наречий. Тофаларский фольклор столь же богат, как и устное творчество любого народа. В легендах коренных жителей Саян сохранились и следы архаичного поклонения пещерам. По их поверьям, на вершине самой высокой горы есть огромная пещера, наполненная сокровищами — золотом и драгоценными камнями. Там живет сам Хозяин гор. Но добраться в запретную пещеру никто не в состоянии: как только редкие смельчаки достигали половины горы — налетал ветер, появлялись тяжелые тучи, начиналась буря с дождем, градом, громом и молниями. Те, кто не погибал, вынуждены были ни с чем возвращаться назад.
