— Всегда ведь найдется один такой? — риторически спросил
Страйкер. В любой семье всегда найдется один недовольный завистник, просто
назло подстрекающий каждого уничтожить всех остальных. Вся история земли
написана кровью тех, кого предали люди, которым они так глупо доверились.
Он взглянул на Войну.
— Так сколько ныне существует малахаев?
— Должно быть, ни одного. Когда, наконец, настало перемирие,
обе стороны согласились уничтожить своих воинов. Все малахаи и сефирии были
подавлены.
— Кроме одного, — сказала Зефира, выступая вперед. —
Предатель, который помог Мавромино, был оставлен жить в страданиях и наблюдать,
что он натворил. Его силы ограничили, а он был навеки опозорен и отдан в
рабство.
Война кивнул.
— Система сдерживания и равновесия сил. Видимо, когда они
позволили одному сефироту жить, первоначальный порядок позволил малахаю
спастись, чтобы сохранить равновесие. И сегодня я встретился с последним из их
рода.
Гребаные метафоры. Страйкер должен был предвидеть, что не
так легко будет уничтожить одного за другим двух мужчин, которые так ему
осточертели. Но с другой стороны, ему стало лучше от мысли, что Войне было так
же нелегко с ними справиться, как и ему. По крайней мере, в его мастерстве не
было сомнений.
Просто Вселенная в самой своей основе — дерьмо и отстой.
— Где сейчас этот сефирот? — спросил Страйкер у Зефиры.
— В Греции. В последнем действующем храме Артемиды.
Страйкер грубо рассмеялся, когда пришло осознание,
причинившее острую боль. Он тотчас же понял, кто являлся этим сефиротом, и
почему с ним так плохо обращались.
— Джаред.
Зефира склонила голову в саркастическом жесте.
— Джаред.
Напрашивался один чрезвычайно важный вопрос:
— И как так произошло, что ты получила его во владение?
Она увильнула от ответа:
— Что действительно важно, так это то, что он находится в
моей власти и беспрекословно выполнит все, что я велю.
Ага, как же. Что-то она немного переоценила его психическое
здоровье.
— Он не выглядел таким уж сговорчивым, когда я его встретил.
— Возможно и нет, но он сделает так, как мы того захотим.
Поверь мне.
Страйкер не был так в этом уверен. И еще он обратил внимание
на ее особый выбор местоимения.
— Мы?
— Ты хочешь смерти Готье. Я же — твоей. Лично меня не
волнует, будет этот Готье жить или умрет, но если он представляет угрозу для
моего сефирота, то я тоже желаю его смерти. Лучше всего поймать его прежде, чем
он научится использовать свои силы.
Страйкер улыбнулся.
— Женщина моего сердца
[16].
На этот раз ее взгляд был столь соблазнительным, что он тут
же возбудился.
— Насчет этого ты абсолютно прав. Ничто не доставит мне
большего наслаждения, чем вырезать этот орган из твоей груди и полакомиться им.
Война изогнул бровь, видя ее неприкрытую враждебность.
— Ммм, вот женщина, с которой я мог бы быть. Пожалуйста,
скажите, что вы свободны.
— Она моя жена, — рявкнул Страйкер.
— Бывшая, — быстро поправила Зефира. — Ты, кажется, забыл
важное временное прилагательное.— Она взглянула на Войну. — Он развелся со
мной.
Война поднес ее руку к губам и запечатлел нежный поцелуй.
— Рад с вами познакомиться, моя леди. Какое имя мне
использовать для единственной столь прекрасной и норовистой?
— Зефира.
— Как ветерок. Мягкая и нежная.
Она одарила его лукавой улыбкой.
— И способная разрушить все вокруг в моменты ярости.
Война втянул воздух, по достоинству оценив ее реплику.
— Одобряю твой выбор, Страйкер. У тебя отличный вкус на
женщин. Очень жаль, что ты был недостаточно мужчиной, чтобы удержать ее.
Вопреки здравому смыслу Страйкер отпихнул его подальше от
нее.
— Зефира — моя. И лучше тебе помнить об этом.
Война выглядел не особо напуганным, когда повернулся,
обращаясь к Зефире:
— После того, как убьешь его, дай мне знать, и я покажу
тебе, на что способен настоящий мужчина. Между тем, если мы собираемся убить
малахая, а я определенно этого хочу, то нам уже нужно действовать. Каждую
секунду нашего промедления его силы растут.
— Тогда вернемся в Грецию и освободим моего сефирота. — Она
взглянула на Страйкера. — Верни меня в мой храм.
Джаред вздохнул, его окровавленные и ободранные запястья
пульсировали в сильнейшей агонии. Как бы он хотел иметь возможность умереть. Но
это была его участь на всю вечность.
Ты заслужил это, предатель.
Возможно, так и было. Но в то время, когда он это совершил,
он принял единственное возможное решение.
Достичь цели. Жизнь была целиком и полностью посвящена
достижению цели, и равновесие сил никогда не было на его стороне. Все существа
являлись жертвами своего происхождения и семей. Даже он со всеми силами,
которыми повелевал, не мог ничего с этим поделать. Будучи раздраженным всем
этим, Джаред напрягся, ощутив чуждую пульсацию в окружающем его воздухе. Он
знал это ощущение…
Мгновением позже наступила ясность, когда дверь открылась,
впуская его проклятье — Зефиру — и двух мужчин. Один вновь оказался
даймоном-полубогом. Другой…
Полемусом
[17].
Войной.
Браво. Им нужен был пробудившийся дух войны точно так же,
как ему — раскаленная кочерга в заднице. Держи эту мысль при себе, парень. Не
нужно давать Зефире еще больше идей того, как заставить тебя страдать.
Верно. Она жила, чтобы заставить его молить ее о пощаде.
Джаред встретил враждебный взгляд Зефиры и мгновенно понял,
почему они здесь.
— Меня никогда не переставало удивлять, на что готовы пойти
люди, чтобы добиться своего. Я не буду убивать его для вас. Вам это прекрасно
известно. Зачем просить меня об этом?
Зефира поцокала языком, вытаскивая кинжал из ботинка.
— Ну почему мы должны играть в эту игру, Джаред? Ты ведь
знаешь мои мысли. Я знаю, что ты уже там, в моей голове, читаешь их. А теперь
будь хорошим мальчиком и делай то, что я скажу.
Он так устал следовать приказам. Не иметь собственной воли.
В этот момент он перестал быть слугой и взял свою жалкую жизнь под контроль.
