Аполлон оглянулся назад, на Войну, чьи глаза таили в себе
болезненную притягательность.
— Лишь Война был невосприимчив к их силам. К сожалению, он
также был невосприимчив и к нашим. Когда Арес и другие боги войны осознали,
насколько могущественен он был, то решили, что будет лучше, если он останется
сокрытым здесь на целую вечность.
— Неужели они не понимали его могущества, когда создавали
его?
Аполлон взъерошил короткие светлые волосы Страйкера.
— Иногда мы не осознаем, как разрушительны наши творения,
пока не становится слишком поздно. И иногда эти творения поворачиваются против
нас и только ждут, чтобы убить нас, даже если мы любили и поддерживали их.
Страйкер стиснул зубы, вспоминая слова отца. Насколько
верными они оказались. Страйкер отвернулся от своего отца, а его сын отвернулся
от него.
Они все были здесь. На войне.
Война…
Страйкер открыл сырую гробницу, пахнуло сырой землей и
плесенью. Он поднял вверх руку и воспользовался своими силами, чтобы зажечь
покрытые паутиной факелы, которые не зажигались столетиями. Яркий свет падал на
стены и останки последних трех Махаэ.
Он остановился возле женщины. Маленькая и хрупкая на вид,
Кер была олицетворением жестокой, мучительной смерти, безжалостная и способная
делить себя на множество демонов, называемых керес. Когда-то она посещала поля
битв и вырывала души умирающих. Это были ее силы, которые воодушевили Аполлими,
богиню атлантов, спасти проклятых аполлитов и дать им шанс обойти
несправедливое проклятье Аполлона.
Все славили Кер за ее силы…
Следующая статуя принадлежала духу Махэ. Битве. Правой руке
Войны. Это его имя во множественном числе было дано всем духам противостояния.
Он был их сущностью.
Но, по сравнению с Войной, он был слаб.
Как и Кер, он был только продуктом той разрушительной силы,
к которой стремился Страйкер.
Медленная улыбка искривила его губы, когда он шагнул мимо
двух небольших существ, приблизившись к тому, которое требовалось пробудить.
Война больше не казался ему исполином, и неудивительно, ведь он был на
несколько дюймов ниже Страйкера, имевшего рост шесть футов восемь дюймов
[2]. Тело Войны
было таким же мускулистым, каким Страйкер помнил его одиннадцать тысяч лет
назад. Даже в таком состоянии, присутствие Войны и его сила, несомненно,
внушали страх. Страйкер мог почувствовать это в воздухе. Ощутить это по ознобу,
предостерегающе спускавшемуся вниз по позвоночнику. Это существо означало
смерть для любого, кто встречался ему на пути. Одетый как античный воин, бог
носил латы, украшенные головой Ехидны.
Страйкер протянул руку, чтобы коснуться Войны. В тот момент,
когда его пальцы слегка прикоснулись к камню, свет пронесся через всю комнату,
превращая белый мрамор в плоть. Латы были сделаны из позолоченной стали и
черной кожаной боевой юбки с золотыми шипами; грозный ансамбль завершал плащ. Меч
в руках Войны был наполовину вынут из черных кожаных ножен, сверкала сталь.
Черные глаза сверлили Страйкера взглядом.
Затем все опять превратилось в мрамор. Белый. Холодный.
Пугающе нетронутый. Война снова спал, но Страйкер все еще мог чувствовать
легкое колебание его сознания в окружающем воздухе. Война взывал к
освобождению.
— Ты хочешь освободиться, — прошептал Страйкер духу. — Я
хочу отомстить богу, к которому не могу притронуться. — Он вытащил пробку из
сосуда и приподнял его. — Из крови Титанов в кровь Титанов, я, Страйкериус,
возвращаю тебя к жизни в обмен на убийство моих врагов.
Он наклонил сосуд так, что пурпурная кровь лишь испачкала
кончик его пальца. Неприрученная сила обожгла его плоть. Да, кровь Тифона была
также могущественна, как бог, которого когда-то боялись. Его глаза сузились,
Страйкер вытер подушечку своего пальца о губы дремлющего духа.
— Ты принимаешь мои условия, Война?
В плоть превратились только губы.
— Я принимаю.
— В таком случае, с возвращением к жизни, — Страйкер вылил
кровь в рот духа.
В тот же момент раздался неистовый крик, погасивший факелы и
утопивший их в темноте.
— НЕТ!
Страйкер рассмеялся над негодующим воплем Аида. Было уже
слишком поздно. Свирепый ветер пронесся по комнате, когда Война возвратился к
жизни с боевым кличем, яростно прокатившимся по камере и заставившим проклятую
клетку вокруг них съежиться. Факелы взорвались, возвращаясь к жизни, затопив
комнату таким ярким светом, что Страйкеру пришлось прикрыть глаза.
Аид появился вместе с Аресом. Боги попытались уничтожить
Войну, но тщетно.
Война рассмеялся, прежде чем ответить на их атаку. Его сила
швырнула их на землю, разбросав как листья в шторм. Радость в черных глазах
говорила, что дух получал огромное удовольствие от своей жестокости. Скривив
губы в улыбке, Война повернулся к Страйкеру лицом.
— Кого мне убить для тебя?
— Ашерона Партенопеуса и Ника Готье.
Война вложил меч в ножны.
— Считай, дело сделано.
Страйкер поймал его за руку, когда он начал исчезать.
— Одно предупреждение. Будь осторожен, мир не таков, каким
был раньше.
Он вручил духу маленькую почтовую сумку с парой черных
джинсов, черной рубашкой и ботинками.
— Ты ведь не захочешь потерять юбку и латы. Всего лишь
мысль.
Война усмехнулся, но, в конечном счете, взял одежду и исчез.
Страйкер повернулся к богам. Арес валялся без сознания, в то время как Аид тряс
головой, чтобы прояснить сознание.
Темный бог Подземного мира пристально смотрел на него с
гневом и яростью, стоя над Аресом и пытаясь привести его в чувство.
— Ты имеешь хоть какое-то представления о том, что ты
высвободил?
Страйкер двойственно отнесся к его осуждению.
— Жестокость, бедствие, ярость, насилие, наивысшее
страдание… какими еще дарами наградили его боги?
— Ты в центре внимания. Но, прежде чем высвободить его, ты
должен был узнать, что он всегда уничтожает того, кто командует им. Ты не
будешь исключением. — Аид обвел рукой комнату. — Оглянись вокруг. Эта дыра,
которую мы называем Тартаром, все, что осталось от древнейшего бога. Его смерть
от рук Войны послужила причиной объединения сил всех богов и хтонианцев, чтобы
остановить его. И это было в те дни, когда мы обладали нашими силами в полной
мере и нас почитали. Мы уже не так сильны.
Ну, в этом было что-то, что Страйкер не удосужился увидеть.
Не то, чтобы это имело значение. Он был более чем готов отдать свою жизнь — при
условии, что заберет своих врагов с собой.