Его сыновья.
Она нашла и другие их изображения.
На еще одной расписанной плитке, найденной в комоде, была
изображена девушка, выглядевшая почти копией Медеи. Озноб прошел по ее
позвоночнику, когда Зефира пробежалась пальцем по выцветшей надписи в нижнем
правом углу. Таннис. Должно быть, она тоже была его дочерью.
Она отложила плитку в сторону, чтобы отыскать самое
последнее изображение в ящике. По его качеству и черной одежде она могла
предположить, что ему не больше десяти лет. Молодой мужчина, со светлыми
волосами, стянутыми в конский хвост — средний из трех братьев на изображении
тридцатых годов. Хотя черты его лица были мужественными, они так походили на
черты Медеи, что становилось жутко. А когда Зефира наклонила изображение к
свету, она кое-что осознала.
На ней были следы от слез.
— Нет, — выдохнула она, будучи не в состоянии представить
Страйкера плачущим. Он всегда был жестким и несентиментальным. Она видела его
серьезно раненым во время практики с мечом, и его глаза даже не затуманились.
Лишь однажды она видела их такими…
В ночь, когда он ее оставил.
Тем не менее, когда она провела рукой по этим следам, то
поняла — никто другой не мог их оставить. Кто, кроме него, держал бы эту
фотографию в этой комнате и плакал? Никто. Они его. И он держал все это в
месте, где, как он думал, их никто не найдет.
— Пресвятые боги. — У ублюдка было сердце. Кто бы мог
подумать?
«Я буду любить тебя вечно, Фира. Никогда не сомневайся в
этом или во мне».
Ее горло сжалось, когда она взглянула вниз, на мозаику со
своим изображением, которую положила на стол. Действительно ли он по ней
тосковал? Скучал?
Не будь смешной. Возможно, он планировал, что ты ее найдешь.
Планировал? Он думал, что она мертва. Почему он так цеплялся
за ее образ все эти века, если она ничего для него не значила? Она же, в свою
очередь, ничего из его вещей не хранила.
— Не смей сдаваться, — проворчала она сама себе. — Он —
ничто. — Полная решимости держаться изо всех сил, она положила плитки обратно и
застыла, заметив кое-что ранее пропущенное. Маленькую зеленую потертую ленту.
Точно такая же была вплетена в ее волосы на той плитке. Там,
завязанное в середине, находилось свадебное кольцо, которое она швырнула ему в
лицо, когда он сказал, что уходит.
Ее глаза наполнились слезами, когда она увидела старинную
надпись на ободке. S'agapo. «Я люблю тебя» по-гречески.
— Будь ты проклят, — выругалась она, слабея еще больше перед
лицом доказательства его очевидной любви. Он любил ее. Все эти столетия он
держал ее так близко, как только мог.
Не в силах выдержать это, Зефира покинула комнату и
отправилась на поиски его рабочего кабинета. Она успела сделать лишь несколько
шагов, когда появился Дэвин.
— Могу я вам помочь?
— Я хочу видеть Страйкера. Немедленно.
— Он не любит, чтобы его беспокоили, когда он в своем
кабинете.
— Меня это ничуть не волнует. — Она шагнула мимо него.
Дэвин тяжело вздохнул, прежде чем перехватить ее и повести в
нужном направлении. Он постучал в дверь.
— Мой повелитель?
— Что! — рявкнул Страйкер.
Зефира обошла Дэвина и, распахнув дверь, обнаружила
Страйкера сидящим за столом и всматривающимся в маленький круглый шар. Нет, он
не просто всматривался в него, а целиком сосредоточился на нем.
— Чем ты занимаешься? — спросила она, ее голос переполняло
возбуждение, которое она использовала, чтобы скрыть нежные чувства внутри.
Он поднял голову и посмотрел на нее.
— Пытаюсь найти Готье. Что ты здесь делаешь?
Если честно, она не была уверена. Она не хотела быть здесь и
тем не менее…
— Хотела увидеть тебя.
— Оставь нас, — приказал он Дэвину, немедленно
подчинившемуся. Как только они остались одни, он снова взглянул на нее. — Я
думал, ты уже достаточно на меня насмотрелась.
Насмотрелась и…
Он хранил ее портрет. Как нечто столь безвкусное и глупое
могло так ее ослабить? Она всегда считала себя выше подобных мелких
сантиментов.
Видимо, она ошибалась.
Прежде чем смогла себя остановить, она двинулась к нему.
— Почему ты сам не пойдешь за Готье?
— Я пытался. Маленький ублюдок быстр и весьма находчив. Не
говоря уже о его весьма не шуточной силе. Я глупо думал, что он получил большую
ее часть от нашего обмена кровью. Теперь, когда я знаю, что он такое, это
объясняет, почему мне было так тяжело его контролировать. Наверное, это я
кормился от него и забирал его силу.
— Ты не можешь сказать точно?
— Нет. Кто бы ни сковал его силы, он проделал отличную
работу. Например, я нигде не могу его найти. Даже несмотря на то, что мы должны
делить зрение, он полностью вне моего радара.
— Это невозможно.
Страйкер одарил ее холодным взглядом, говорящим «глупышка».
— Знаю. И, тем не менее, я здесь, полностью слеп в его
отношении.
Зефира обошла стол, чтобы взглянуть в сфору.
— Когда в последний раз у вас был зрительный контакт?
Он ошеломленно посмотрел на нее.
— Ты что, помогаешь мне?
Она отказалась доставить ему удовольствие.
— Заткнись и отвечай на вопрос.
На его лице медленно расцвела улыбка, и дразнящий блеск в
его глазах погасил ее ярость.
— Ты помогаешь мне.
— Не вздумай привыкать к этому. Я женщина слова. И до тех
пор, пока я не могу тебя убить, не в моем характере сидеть, вязать крючком и
ничего не делать. Почему ты все равно хочешь убить этого человека?
— Он убил мою сестру.
Хорошая причина.
— Подлый мерзавец.
Страйкер утвердительно кивнул.
— Он был у меня перед глазами за пару часов до того, как за
ним пошел Война.
— Тогда возможно, он скрывается.
— Я тоже так думаю. Но где?
— Лучше всего прятаться на видном месте. Мерзавец наверняка
так и поступил. Мы просто должны понять, где оно.
Ник провел рукой по волосам, уставившись на миниатюрную
афро-американку перед ним. Он думал, что знал эту женщину всю жизнь, а сейчас,
за последние несколько минут, понял, что никогда не знал ее по-настоящему.
— Не понимаю. Мой отец был психованным преступником, который
жестоко избивал мою мать, в то время как она была достаточно глупа, чтобы
пускать его в нашу квартиру между его злополучными арестами.
