Меньяра покачала головой.
— Твой отец был демоном, предпочитавшим тюрьму, потому что
это последнее место, где стали бы искать те, кто желал его смерти. Не говоря
уже о том, что это позволяло ему питаться темной энергией. Он впитывал весь
окружающий негатив.
Ник отказывался в это верить. Это просто невозможно.
— Ты ошибаешься. Мой отец был человеком.
Развращенным, подлым, злобным, но человеком до мозга костей.
Она снова покачала головой.
— Послушай меня, Амброзиус. Я была там, когда ты родился. Я
принимала тебя и использовала свои силы, чтобы спрятать тебя от остальных миров
— как видимых, так и неизвестных. Я знала, какую силу ты однажды обретешь, и
уже тогда это меня ужасало. Как ты думаешь, почему я так пристально наблюдала
за тобой все эти годы?
— Я думал, потому, что ты любила меня и мою мать.
— Я люблю тебя и любила Шериз. Она была доброй женщиной с
сердцем ангела. Она ни об одной душе не подумала плохо и никому не причинила
зла. Вот почему Адариану удалось ее соблазнить. Вот почему он так тянулся к
ней, хотя не должен был этого делать. Он выбрал ее, оказав священную честь
стать матерью его наследника. Но он не принял в расчет меня и то, какой сильной
и чистой была любовь матери к тебе.
— Ты полна дерьма, Меньяра, тебе следовало бы быть коровой
на пастбище.
Она ткнула в него костлявым пальцем.
— Тебе лучше сменить тон, мальчишка. Ты не настолько силен,
чтобы я не смогла отшлепать тебя, как в детстве.
— Я всемогущ. Разве не это ты мне говорила?
— И однажды я уже связала твои силы. Не думай, что я не
смогу сделать это снова. Поверь, ты не самое могущественное существо в этой
Вселенной. Многие могут сбить с тебя спесь.
Ник отступил. Нападать на нее было бессмысленно, и
заставляло чувствовать себя кем-то наподобие отца — кем-то, кого он всегда
презирал. Она была права. Она всю его жизнь была рядом, как вторая мать.
— Прости меня, Мэнни. Просто мне тяжело во всем этом
разобраться. Не обижайся, но все это звучит не очень правдоподобно.
Она прикоснулась рукой к изображению лука и стрелы — метки
Артемиды — на его щеке.
— Ты пытался продать душу богине за возможность отомстить.
Разве это не нелепо?
— Согласен, и я бы еще добавил, что все обернулось просто
ужасно. Все, чего я хочу, — это как можно лучше разобраться во всем этом.
Меньяра уронила ладонь на его плечо.
— Что ты помнишь о своем отце?
— Только тыльную сторону ладони, опускающуюся мне на лицо.
На пальцах правой руки у него была татуировка «ненависть», на пальцах левой — «убийство».
Я даже не помню, как он выглядел. Все, что я вижу — это человек-гора с глазами,
полными ненависти.
Она осторожно выдохнула.
— Малахай. Развращенный. Злой. Ожесточенный. Демон демонов.
Они были созданы из худшего материала Вселенной, чтобы сражаться с теми, кто
непорочен и заботлив. Несмотря на все его недостатки, твой отец прожил намного
дольше, чем любой малахай до него. Но он знал — его время заканчивается. Вот
почему он зачал тебя. Каждый малахай может иметь только одного сына, своего
наследника. Им стал ты.
— И я стал самоубийцей, так что все кончено.
Меньяра покачала головой.
— У тебя есть возможность воскреснуть из мертвых. Ты можешь
вернуть свою душу и возродиться.
— Зачем?
Она улыбнулась ему.
— Только ты можешь ответить на этот вопрос. Только мы сами
можем определять наши цели в этом мире. Цель твоего отца была причинять боль и
вредить. Моя — защищать тебя. Твоя цель..?
— Убить Ашерона Партенопеуса.
— И неужели это заполнит мучительную дыру, что ты проделал в
своем сердце?
Ник зарычал на нее.
— Не я проделал там эту дыру. Он.
— Посмотри на меня, — выкрикнула она. — Скажи Меньяре
правду, мальчик.
Ник стиснул зубы, его переполняли горькие эмоции.
— Эш убил мою мать.
— Твою мать убил даймон, потому что ты слишком поздно пришел
к ней на работу, чтобы проводить ее домой. Ты знаешь правду, Амброзиус.
Признайся самому себе. Эш ни за что не позволил бы ей умереть, если бы смог
вовремя туда добраться. Той ночью на него зверски напали. И хотя он был зол на
тебя, он отдал бы свою жизнь, чтобы защитить ее. По сей день он посещает ее
могилу, чтобы воздать почести. И делает это даже чаще, чем ты.
Глаза Ника обожгли слезы, боль разрывала его на части. Он
хотел, чтобы мама вернулась. Хотел увидеть ее еще хотя бы один раз.
Почувствовать ее ладонь на своей щеке, когда она улыбается с гордостью,
светящейся в ее добрых глазах. Он хотел вернуться назад во времени и спасти ее
от жестокого убийцы. Она была самой лучшей мамой, и она в муках умерла на руках
его врагов.
Она этого не заслужила.
И она не заслужила такого сына, как он, который не смог ее
защитить.
Меньяра продолжала подстрекать его.
— Ты один подверг ее опасности. Не Ашерон. Ты подвел ее. Ты,
ставший самоубийцей.
Ник взревел, чувствуя, как по венам растекается ярость.
Откинув голову, он отпустил боль, комната сотряслась как от звукового удара.
Его зрение изменилось… Больше он не мог видеть цвета. Вернее, он видел
вселенную такой, какова она есть. Слышал материю жизни, окружавшую и
связывавшую каждое живое существо.
Он никогда не знал подобной мощи. Столь яростной и несущей
ненависть. Он мог чувствовать ее на кончике языка.
Меньяра смотрела на него без страха или тревоги.
— Теперь у тебя есть силы убить Ашерона. Ты сделаешь это?
Он оскалил клыки, из его ладоней вырвался огонь и побежал
вверх по рукам.
— Да, черт возьми.
Наконец-то Ашерону Партенопеусу пришла пора умереть.
Глава седьмая
Дыхание Страйкера резко оборвалось, когда Зефира
наклонилась, заглядывая в сфору. От нее так приятно пахло, что у него в
буквальном смысле потекли слюнки. Зефира очертила длинным ногтем облака. По
телу Страйкера прошел озноб, стоило ему представить, как она проводит им по его
коже. Он был так возбужден, что еле сдерживался, чтобы не схватить ее и
притянуть к себе.
Она убьет его, если он попытается. Не говоря уже о том, что
он ни разу не обошелся с ней грубо. С мужчинами он разделывался без раздумий,
да и со многими женщинами тоже… но она… он не был уверен, что сможет причинить
боль женщине, которую так сильно любит.
Зефира замерла, ощутив выпуклость в его брюках. Его дыхание
едва уловимо изменилось. Она не могла вспомнить, когда в последний раз заводила
любовника. Но опыт был достаточно плох, чтобы она предпочла взять дело в свои
руки, лишь бы не оказаться вновь разочарованной.
