Савитар издевательски посмотрел на него.
— Ты — тот, кто спустил его с цепи.
— О, да, и давайте на этом закончим поиски козла отпущения.
Я склонялся к мысли о самоубийстве, и в то время это казалось хорошей идеей.
Оглядываясь назад, не такой уж и хорошей.
— Так совершаются наиболее крупные ошибки, — тихо произнесла
Аполлими. — Немногие люди воплощают свои мысли, зная, что их выполнение —
глупость… идиотов я сюда не включаю.
Савитар рассмеялся.
— Тогда тебя не включают, а, Страйкер.
Тот уставился на Савитара.
— Между прочим, мы не друзья.
— Между прочим, меня это не заботит.
— Достаточно, дети, — процедила Аполлими сквозь стиснутые
зубы. — Между прочим, если вы не заметили, у нас есть более важная проблема,
которую необходимо разрешить. Нужно найти и остановить Войну, загнать в ловушку
галлу, защитить Апостолоса и вышвырнуть отсюда Савитара.
— А последнее почему? — спросил Джаред.
— Потому что я ненавижу его наглость.
Савитар покачал головой.
— Я тоже тебя ненавижу, дорогая.
Она ухмыльнулась.
— Одень приличную одежду. Что на тебе надето, такая
непристойность входит в моду?
Он выглядел очень обиженным ее нападками на свой гардероб.
— Свободные штаны с накладными карманами и гавайская рубашка
— это приличная одежда.
— Не в моем царстве, и застегни рубашку.
— Эй! — рявкнул он, когда рубашка застегнулась сама по себе.
— Знаешь, многие женщины готовы были заплатить мне, лишь бы увидеть обнаженным.
— Уверена, было множество женщин, которым платил ты, чтобы
они смотрели на тебя обнаженного. Даже не надейся, я не из их числа. А теперь
помолчи, пока я думаю.
Страйкер изумился тому, как они поддразнивали друг друга. Он
никогда не видел Аполлими такой оживленной. Или Савитара возбужденным. В любое
другое время он подтолкнул бы их к продолжению, но им слишком много нужно
сделать, чтобы разыгрывать из себя Локи.
Джаред отступил.
— Пока вы планируете и организовываете, мне нужно убить
малахая.
Он исчез.
Савитар вздохнул.
— Не думаю, что Ашерон это одобрит.
— Не одобрит, — согласилась Аполлими. — Я бы отправила тебя
обратно к нему, но не хочу, чтобы Апостолос на меня злился.
Савитар длинно выдохнул.
— Ты же знаешь, мы должны оставаться на страже. Образ
действия Войны — разделяй и властвуй. Всех друзей он превращает во врагов.
Страйкер закатил глаза.
— Что ж, пока трое из нас ненавидят друг друга, он не так
много сможет сделать.
Аполлими сурово посмотрела на него.
— Я не ненавижу тебя, Страйкер. Я бы никогда не допустила
тебя в свое царство, будь оно так. — Она исчезла.
Страйкер, ошеломленный и неуверенный после столь необычных
слов, последовал за ней. Единственная вещь, которую он выучил за эти века, —
Аполлими еще менее сентиментальна, чем он.
Хотя наедине она открывалась ему с другой стороны. Такой ее
никто, кроме него, не видел, и это заставило Страйкера задуматься, какие
секреты она таит.
Она перешла в свой уединенный сад, обнесенный мраморной
стеной. Кругом, в знак памяти и скорби о сыне, которого она никогда не могла
увидеть, цвели черные розы. Два телохранителя-шаронте стояли рядом как статуи.
Если бы они время от времени не моргали, легко было бы подумать, что они
мертвы.
— О чем ты говоришь? — спросил он ее, когда она присела на
край бассейна, текущего назад, в направлении стены.
— Я устала, Страйкериус. — Аполлими встала, чтобы уйти.
Он сделал то, чего не делал никогда прежде: потянулся
остановить ее.
— Я хочу получить ответ.
Она скинула его руку.
— Как же ты глуп, дитя. В своей ненависти ты так и не
задумался о сути нашей дружбы?
— Поверь, последние несколько лет я только этим и занимался.
Ты использовала меня, а потом избавилась, как от ненужной вещи.
Аполлими покачала головой.
— Я усыновила тебя, Страйкериус. Когда твои дети погибли, я
плакала с тобой.
— Да ни хрена ты не делала.
Она закатала рукав тоги, чтобы показать ему свое запястье.
На коже были вытатуированы одиннадцать черных слезинок. Атлантийский обычай, в
память об умерших близких.
— Первая — для моего сына. Остальные — для твоих детей.
Он дотронулся до ее руки, не в силах поверить.
— А как же Юриан? Ты приказала мне убить его.
— Я сказала, что у твоего сына есть секрет, который тебе
нужно разузнать. Что он что-то скрывает от тебя. Я и предположить не могла, что
ты его убьешь. Ты сделал это по своей воле.
— Я тебе не верю.
— Можешь не верить. Меня это больше не заботит. Я бы
покончила с нашими жизнями прямо сейчас, но пока я не узнаю, что Война
заключен, и мой сын в безопасности, я застряла здесь.
— Со мной.
Ее серебристые глаза тускло вспыхнули. Но Страйкер увидел
боль, что она так изящно скрыла.
— Этого я не говорила.
— Твой тон сказал.
Аполлими раздраженно выдохнула.
— Ты так слеп. Все или черное, или белое. Я либо ненавижу
тебя, либо люблю. Но так не бывает. Жизнь не такая четкая. Эмоции — не такие
определенные. — Она мягко дотронулась до его щеки. — Подумай, Страйкериус. Мы
были союзниками тысячи лет. Против твоего отца и Артемиды. Против ее армии
Темных Охотников и людей, которых мы оба ненавидим. Единственный, кого я не
позволяла тебе трогать, — это Апостолос, и теперь ты знаешь почему. Он мой сын.
Но даже так, я укрыла тебя и твоих людей. Я забрала тебя и научила, как
отнимать человеческие души.
— Так ты могла причинить боль отцу за убийство Ашерона.
Она почтительно склонила голову.
— Верно. Сначала я не ничего, кроме своей мести, не
замечала. Но я наблюдала, как росли твои дети… как рос ты, и я видела, как они
умирали. Ты на самом деле считаешь меня настолько холодной, что мне все
безразлично?
— Считаю. Ты убила собственную семью. Всех их.
Ее лицо превратилось в камень. Оно не выдавало страстей или
эмоций.
— Меня вел тот же гнев, что владел тобой в ту ночь, когда ты
перерезал Юриану горло. Нет, еще сильнее. Их предательство по отношению ко мне
было куда больше, чем твоего сына к тебе. Юриан совершил все из любви к
женщине. Он не пытался причинить тебе боль. Он просто пытался найти счастье для
них двоих и считал, что для тебя это ничего не значит. Моя же семья совершила
все из эгоистичного страха. Они объединились, чтобы пленить меня и убить моего
сына. Такое не прощают.
